Я уже писала о том, что в Америке для всего есть прибор. К тому времени я давно перестала обращать внимание на всевозможные предметы, о назначении которых сразу трудно догадаться. На уроках бриджа я увидела нечто, о существовании чего не догадалась бы никогда. Один человек приносил с собой специальное устройство для держания карт. Он аккуратно вставлял в него свои карты, и, пока устройство держало их, кушал. Даже при всей своей любви покушать, я бы не смогла отказаться от удовольствия перебирать и держать карты в собственных руках.
Как-то раз после очередного урока я спросила у мамы, почему в моём классе нет никого чуть-чуть помоложе, на что мама язвительно заявила, что те, кто помоложе, ходят в гимнастический зал, а не сидят неподвижно за карточным столом. Каково же было моё изумление, когда я, треща от боли во всех своих скованных мышцах и находясь в состоянии хронического страха, ждала сына и вдруг увидела, как женщины с моего бридж-класса (которым под или за восемьдесят!) в кокетливых белых теннисных формах с ракетками в руках и сумками через плечо выходили на корт. Поистине, американцы совершенно неутомимы в нахождении радостей жизни, они несгибаемы перед физическими трудностями, и столь легки на любое действие, способное облегчить и улучшить их существование!
Помню, как-то раз я опять ждала сына, сидя на скамейке теннисного корта. Ко мне подсела женщина, любовно наблюдающая за игрой своей внучки. Мы разговорились, оказалось, что несколько лет тому назад они с мужем переехали во Флориду, оставив всех детей и внуков в наших краях. Мне этот выбор показался безусловно странным, и я поинтересовалась, почему же они это сделали. Она указала на два шрама на своих коленях и сказала, что и она, и муж специально заменили свои колени и бёдра для того, чтобы продолжать активный спортивный образ жизни. И они не собираются простаивать все холодные месяцы на севере, они должны сполна использовать результат этих многочисленных операций, жить долго, активно и счастливо. Операции, конечно же, прошли безупречно, врачи были бесподобные, комплекс домов, в котором они проживают, не имеет себе равных во всём мире, они собираются прожить там долгую, здоровую и счастливую жизнь. Удивительные люди американцы! Научиться бы у них, и так уметь! А впрочем, действительно ли нам этого хотелось бы?.. Смогли бы мы по собственному выбору расстаться с нашими детьми и внуками?..
Наконец-то у психиатра!
Дождалась! Я очень волновалась в ожидании этой встречи. Но, как всегда, всё пошло по неожиданному пути. Я представляла себе, что буду долго, подробно рассказывать обо всём, что произошло со мной за последние годы, и делиться замеченными закономерностями – какое именно событие вызывает какие именно явления. Я подготовилась, продумала, что говорить, чтобы даром не тратить столь драгоценное время и обсуждать только самое существенное. Зря я так старалась! Ой, как я ошиблась!
Долгожданный приём длился менее пяти минут, мне вообще не надо было ничего рассказывать, психиатра абсолютно ничего обо мне не интересовало, и он принципиально не давал мне открыть рот. Он мне показался человеком симпатичным и, видимо, неплохим специалистом, а потому мне искренне хотелось хоть что-нибудь сообщить ему о своём состоянии. Сидел доктор под углом, опирался на свою руку, посматривал то на меня, то в окно и своим явно скучающим и небрежно-уверенным видом давал мне понять, что я – очевидно примитивный и тривиальный случай психиатрической науки, с которым даже разговаривать не нужно. Мне так и не удалось ничего сказать, и после нескольких минут скучающего поглядывания то на меня, то в окно и рассказа про какого-то армянина, который был хорошим человеком, недавно умер и чьи похороны были в церкви неподалёку от офиса, Психиатр заговорил обо мне:
– Вместо одной таблетки клонопина пей две и никогда не прекращай. Увидишь, тебе станет лучше, спазмы пройдут. Послушай меня, и всё будет хорошо. Я также дам тебе направление к прекрасному психотерапевту, Доктору Рублику. Походи – он может быстро тебя вылечить, у него большой опыт работы с такими, как ты, – сказал он, протягивая мне визитку с именем психотерапевта.
– Вылечить от чего, какой у меня всё же диагноз? – спросила я.
– Тревожное расстройство. Ты слушай меня, – весьма доброжелательно и столь же покровительственно-доминирующе заявил Психиатр, выпроваживая меня из кабинета в прихожую.
Я заплатила, мне сказали прийти в очередной раз через три месяца. Ушла я оттуда очень довольная, хотя бы тем, что надо пить уже знакомое лекарство, тем, что не нашли чего-то ещё более оригинального, чем тревожное расстройство (например ПТСР), и конечно же тем, что не стали исключать ещё что-то другое – как правило, страшное. Короче, вполне удовлетворённая визитом к самому неожиданному и непредсказуемому специалисту, я взялась делать всё точно так, как он сказал. Стала послушно пить свой клонопин в день два раза и записалась на приём к порекомендованному доктором психотерапевту.
Как только я начала пить клонопин в день два раза, я поняла, что долго так не продержусь: весь день я ходила как в невесомости, с постоянным туманом в голове, не могла сосредоточиться, водить машину было страшно. В полусонном и неуверенном состоянии я часто ловила себя на том, что на полпути забывала, куда еду.
Сказать при этом, что мышечные спазмы исчезли или хотя бы ослабли, я не могла. Тут я подумала, ведь невропатолог говорил, что одной таблетки более чем достаточно. Это меня вдохновило и, вспоминая мнение своего знакомого врача-американца о советских пациентах, я решила пойти на компромиссный вариант – пить по одной таблетке на ночь, но не переставать (то есть первую часть делать по невропатологу, а вторую – по психиатру).
Этот вариант был существенно лучше. Я более или менее спокойно засыпала, а в течение дня не была такой отключённой. Так прошло три долгих месяца, за которые лучше мне не стало ничуть, спазмы продолжались с такой же силой, а проблему с засыпанием сменила проблема с просыпанием. Когда случался спазм, не проснуться было невозможно, так как ощущение было такое, будто у меня перелом рук, паралич спины и шеи и никогда не разожмутся челюсти. Продолжать так спать было невозможно, а насильственно просыпаться, когда ты спишь под действием клонопина, было нелегко – начинались сильное сердцебиение, головокружение и тошнота. И это случалось каждый Божий день. Я подумала, что иметь дело со спазмами было уже достаточно больно само по себе, нет никакой нужды добавлять к этому трудности просыпания, и перестала принимать клонопин. Но за три месяца я успела к нему привыкнуть, и было несколько проблематично от него отвыкать.
Таким образом, обогащённая новыми знаниями и приключениями, я вернулась к курсу, предложенному моим невропатологом: по одной таблетке на ночь, и не более двух-трёх недель в особо критические периоды. После того, как я перестала регулярно принимать таблетки и, наконец, отвыкла от них, я поняла, какое это счастье не пить клонопин. Вот такой я приобрела позитивный опыт, когда начинаешь бесконечно ценить, как это здорово быть самим собой, даже если ты скрючен в неразгибаемом спазме.
У психотерапевта
Как прилежная и настроившаяся делать всё, что велели, пациентка, я записалась на приём к Доктору Рублику. На этот раз я шла на сеанс психотерапии не совсем в неведении – уже был небольшой, но интересный опыт, и я немножко представляла себе, чего ожидать.
Я уселась в приёмной. В назначенное время дверь открылась, из кабинета высунулся Доктор Рублик и велел мне ждать до тех пор, пока он меня позовёт. Подождала – минут через пятнадцать он меня пригласил, вернее, впустил в кабинет. Тут всё уже было мне знакомо: кресла, диванчики, боковые столики, настольные лампы и куча салфеток – салфетки везде и всюду. Я уселась в кресло, и Доктор Рублик далеко не самым проникновенным и доверительным тоном стал меня расспрашивать. Я старательно пыталась ему что-то объяснить, но распустить язык (как у психолога) мне при всём моём желании не удавалось – как-то уж слишком угрюмо шла беседа. Я всё же героическим усилием воли выдавила из себя свои основные страхи, после чего поинтересовалась, что же он думает об этом и как долго собирается меня лечить. Не глядя на меня, с презрением и усталостью в голосе, Доктор Рублик заявил, что у меня тревожное расстройство и нужно порядка двенадцати сеансов того, что называется когнитивно-поведенческой психотерапией, чтобы со мной разобраться. А потом он заявил, что моё время истекло, взял деньги, назначил пару очередных сеансов, и я ушла.
Когда я вышла, на душе у меня было противно и неуютно, мне не хотелось к нему возвращаться, но терпеть своё состояние тоже было нелегко, уж очень хотелось из него выкрутиться. Я подумала и решила, что уж как-нибудь доведу до конца эти двенадцать сеансов.
Через пару дней я снова прилежно оказалась в офисе Доктора Рублика. Был прекрасный майский день, настолько чудесный, что даже в приёмной моего психотерапевта было довольно светло и приятно. Там не было никого, и из кабинета не доносилось никаких звуков. Просидев в приёмной до 11:15 (приём был назначен на 11:00), я решила проверить, а есть ли вообще кто-то в кабинете, и тихонько постучалась. Тут произошло нечто неожиданное: открылась дверь, оттуда высунулся разъярённый Рублик и сказал, чтобы в будущем я НИКОГДА не стучала в дверь, не смела её открывать, а только сидела бы и ждала, когда меня впустят. Ошарашенная, я не сообразила сразу уйти, а просто тупо опустилась на свой стул. Он захлопнул дверь и через пару минут впустил меня в кабинет.
Борясь с комком в горле, я прошествовала к своему креслу. Мне было совершенно ясно, что сделал он это всё специально, он сидел и ждал, пока я постучусь, а потом вышел, сказал то, что сказал, и сразу же, как ни в чём не бывало, меня позвал. Для чего?!
ebooksa