Агент СиЭй-125: до и после

22
18
20
22
24
26
28
30

Когда его жертва, испуганное, беззащитное и только что униженное существо, страдающее, ищущее во что бы то ни стало спасения и связывающее это спасение только и только с ним, оказалась перед ним, он перешёл к делу. Рублик выждал долгую паузу, уставившись на меня самым недобрым образом.

– Ты, кажется, чем-то недовольна. Тебе что-то не нравится? – наконец, произнёс он.

– Нет, всё в порядке, – давясь своим комом в горле, сказала я, и, поняв наконец, для чего в офисах психологов везде и всюду расставлены салфетки, схватила одну из них.

И тут очередной сюрприз! Доктор Рублик заликовал, он на глазах просветлел, он был счастлив, он добился своей цели в рекордно короткий срок и, кажется, испытывал профессиональный экстаз.

– Это хорошо, что ты заплакала, значит, ты поддаёшься терапии, – выдал он, потирая руки от восторга.

Потом он начал задавать мне какие-то вопросы, но отвечать мне не хотелось. Это несколько поубавило его пыл. Я замкнулась. Бесконечный час кое-как истёк, я заплатила и ушла.

На улице было так же красиво – полнейший контраст с тем, что творилось в моей душе. Я поняла, что Доктор Рублик преследовал одну цель: сломить и подчинить меня своей воле – это был первый «успешный» этап его терапии. Ему надо было, чтобы я заплакала, стала жалкой и беспомощной. Я начала проводить аналогии с моим визитом к первому психологу. И тут я поняла, что их объединяли не только кресла, диваны и салфетки, а также методы. Просто первый был немного добрее и намного умнее, он хотел подчинить меня себе, заставив пойти к какому-то единственному на земле психиатру, и когда увидел, что сделать это не удастся, просто таинственно отказался иметь со мной дело. Я зауважала его за профессионализм: не поддалась, ну и ладно, зачем же унижать человека?

На следующее утро я позвонила Доктору Рублику и на автоответчике оставила сообщение, что не приду на запланированный сеанс – отменяю визит. И каково же было моё удивление, когда часом позже мне перезвонил искренне недоумевающий после своего триумфа накануне Рублик и почти что кокетливо спросил:

– На какой день и час ты хочешь переставить свой визит?

– Ни на какой, – сказала я.

– А… (глубокое разочарование в голосе), ну хорошо, если снова надумаешь – звони,– пробурчал тонкий знаток и целитель человеческих душ и голов.

Отказ от Доктора Рублика принёс мне большое облегчение, я как бы снова вырвалась на свободу из тисков, освободилась от очередного насилия. Жаль, конечно, что опять рухнула надежда вылечиться. Но в этот раз всё было по-другому: я знала, что уже перепробовала всё, и это подействовало на меня в каком-то смысле раскрепощающе. Я смирилась, приняла как факт, что должна жить со своими симптомами – бывают же иногда ситуации, которые невозможно изменить, а значит, надо смириться.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Настало лето (2012 год), мы поехали в Ереван. Там серьёзное увлечение шахматами моего старшего сына привело меня в шахматную академию Армении, где я встретилась с психологом и физиотерапевтом армянской шахматной федерации, Арменом Агузумцяном.

Не знаю, почему я забыла о том, что решила смириться со своими проблемами. Наверно, что бы ни решал человек, он не перестаёт надеяться. В течение получаса я изложила ему содержание почти всей этой книги. Когда я завершила своё повествование, он сказал, что мне психолог не нужен (я даже почти что оскорбилась, как не нужен? чем я хуже других?), дал почитать одну весьма полезную книгу и в заключение обозвал меня адекватным человеком! И это после того, как на протяжении шести лет все врачи, которые не понимали, что со мной происходит, либо намекали, либо внушали мне, что психика моя не в порядке, крыша поехала и в этом секрет всех моих проблем! Такого диагноза душа не вынесла, и я взялась за перо. Да, слово, действительно, лечит. С тех пор прошло почти три года, разъярённые волки разбежались. За это время я пару раз побывала у своего Гинеколога. Верный себе, он настоятельно рекомендовал сделать биопсию – уже не помню, какого органа на этот раз (в ящике письменного стола аккуратно коллекционирую направления на разные биопсии). Понимаю, что может возникнуть вполне разумный вопрос: а почему, собственно говоря, я продолжаю ходить к этому доктору. А потому, что искренне считаю, что он не хуже других и нет смысла менять шило на мыло, к его стилю я хотя бы привыкла – знаю, чего ожидать; потому, что он – первый человек, коснувшийся моего ребёнка; потому, что не сомневаюсь, что он честно хотел как лучше, хотел быть осторожным и внимательным. Ну что поделаешь, что-то пошло по неправильному пути: может, ошибся; может, перестраховался; может, надеялся, что проверит СиЭй-125 и тот будет нормальным, а вместо этого влип и не знал, что делать с результатом, а потом никак не мог остановиться; может, просто не был знаком с моим менталитетом и не знал, что я ненавижу делать анализы, которые не подтверждают и не исключают ничего, а только держат тебя в состоянии вечной неприятной и изматывающей неопределенности, не знал, что я не хочу делать биопсии и прочие исследовательские операции без осознания их крайней необходимости… А может, и он оказался своего рода жертвой – жертвой Системы, рассматривающей человека как бездушный механизм, над которым надо обязательно производить многочисленные дорогостоящие манипуляции… А может, оказался жертвой пациентов, которые страстно жаждут потерять сознание на вертящемся в воздухе столе и негодуют, когда им не предоставляют такой возможности… Это неважно.

С моим новым диагнозом (адекватный человек) я впала в противоположную крайность. Слова типа «томография», «биопсия», «лапароскопия» и так далее отлетают как от стенки, так как потеряли смысл от привычки слышать их с завидным постоянством. Хожу к врачам только, чтобы доказать им, что назначенные тесты делать бессмысленно, так как они ничего не прояснят, а с судьбоносными вопросами обращаюсь исключительно к Алику.

За это время я также побывала у врача антропософа, которому рассказала о своих спазмах. Он, не задумываясь, сказал, что сам когда-то страдал чем-то подобным и что, по его мнению, в моём случае (так же, как и в его) причина в шее. В результате травмы, полученной во время падения, в лежачем положении с шейными позвонками происходит что-то, вызывающее спазм. Он посоветовал спать на спине. Я уверена, что он прав, только не могу научиться спать на спине. Учусь и снова надеюсь, что всё пройдет.

Гораздо позже (по совету того же Армена) я побывала у мануального терапевта, тот настоял, чтобы я сделала МРТ шеи (наверно, единственный тест, который нужно было сделать за все эти годы и, наверно, единственный, который не был предложен и сделан). Снимки подтвердили подозрения антропософского доктора – они показали, что в результате падения у меня сужен позвоночный канал и повреждены шейные позвонки, из-за чего в лежачем положении зажимаются нервы. Надеюсь, что объяснение спазмам правильное, хотя, к сожалению, уже мало что можно изменить.

Несмотря на всё, со мною происшедшее, вокруг много людей, которых диагностируют, лечат и оперируют – врачи действительно творят чудеса: спасают и продлевают человеческие жизни. Раньше мне было как-то обидно, почему же это только со мной всё не то?! Но после некоторого размышления до меня дошло: ведь все эти люди, которых лечили и спасали, были действительно больны, многие находились в критическом положении, то есть было что лечить и от чего спасать, а я-то была здорова! Очевидно, эта досадная подробность не давала врачам возможности меня спасти, но, надо отдать им должное, они очень того хотели. А для этого надо было сперва довести меня до критического состояния, а потом взяться спасать. Они искренне старались, и их раздражало, что я сопротивляюсь; они не сдавались, и я не сдавалась. Но сейчас, когда уже всё понятно, и когда путь к критическому состоянию проделан огромный (я запросто могу насчитать с десяток вполне серьёзных болезней, которыми обзавелась за время лечения от недопустимо здорового состояния), моя душа переполнена оптимизмом: в критической ситуации спасут и меня!

ПРИЛОЖЕНИЕ