Итак, данное мною обещание Кливленду Вайсману, нужно было выполнять, иначе чего стоят слова в этом и до того неверном и неустойчивом мире. Время и год были обозначены – 17 сентября 1927 года. Ровно пять лет со дня знакомства «профессора» с Натали Черкасовой в Праге. Кливленд вручил мне клочок бумажки, на котором был написан явно дрожавшей рукой адрес тогдашнего дома девушки, которую он с 1922 года не видел. Правда, как он утверждал, спустя пять лет он наведывался в Прагу, по своим делам, но не удержался и украдкой наблюдал какое-то время за домом Натали, а затем и её видел, возвращавшейся домой. Подойти он в тот раз не решился, но ему было достаточно того, что она жива, дышит одним воздухом с ним, и выглядит спокойной, наполненной тихой гармонией и светом.
Мне было поручено, справиться у барышни об её жизни и понаблюдать за её домом насколько это будёт возможно. Ни я, ни Кливленд не знали, что именно должно вызвать и насторожить мой интерес, но у каждого наблюдателя есть своя «чуйка», без которой выжить и спокойно карабкаться во времени невозможно. На неё-то мы и делали ставку.
Я надела новёхонький плащ терракотового цвета поверх длинного трикотажного платья, что ж поделать, надо соответствовать тому времени, куда суёшься. На ногах красовались лаковые чёрные туфли, которые я ношу исключительно по очень большим праздникам. Феликса я не стала тревожить в этот раз, пускай проказник отдохнёт от приключений, тем более, что он уже несколько дней, как впал в спячку, закупорившись от всего мира в своей огромной раковине. Вместо него я прихватила длинный элегантный красный зонт-трость с рукоятью в виде рыболовного крючка.
Все сборы были окончены и, сосредоточившись, я мысленно представила себе семнадцатое сентября, 1927 год и Прагу. Воздух наэлектризовался, давление возросло, всё вокруг закружилось, в то время, как я спокойно стояла в центре круговорота времени недвижная. Яркая вспышка света возвестила, что я пересекла порог нужной мне даты и волчок временной ленты замедляясь, остановился. Я стояла в узком переулке, где не было людей, утро только зачиналось, и накрапывал слабый дождь.
Знаешь, за что стоит любить осень? Да хотя бы за то уединение под зонтом, которого не получишь более ни в какой период природы. Весной жизнь возрождается, и дожди несут в себе первозданность, от которой не хочется сторониться, которой желаешь подставить лицо и впитать прохладные девственные капли. Летом же дождь в забаву и озорство, особенно у детей, хотя есть немногие смелые взрослые, отважно вышагивающие или танцующие в упоении лета под каскадом водных брызг и ливней. Но вот осень – это особая песня души. Это философия одиноких и хандра уставших, а подчас – возможность уединения жаждущим капельки покоя.
Разве ты не замечал, чтец, что только осенью, укутавшись в тёплый свитер или куртку, или плащ, и раскрыв над головой разноликий или однотонный купол, ты отсекаешь суету улиц и домов, хотя звуки жизни до тебя долетают, но их сдерживает твой чудо-зонт. Он устанавливает незримую границу между кончиками спиц, на которых зиждется крыша твоего маленького домика на трости. И ты, в такие моменты можешь заново переживать детство, держа в руках миниатюрную копию шалаша, палатки или своей комнаты, где, будучи ребёнком, прошли самые яркие и счастливые моменты твоего детства. И разве за это не стоит дополнительно любить осень и её маленького складного пажа?
Вот и я принадлежу к ордену почитателей прелести осенней, для меня зонт неотъемлемый атрибут и в своём роде жезл посвященного в таинства дождя. Это не роскошь и не фиглярство, не спеша расхаживать под мелкой моросью или не торопясь бороздить стену ливневого залпа, в то время, как большинство людей с раздражением на лицах и досадой попавших в западню небесной воды, торопятся, как можно быстрее покинуть влажные дороги, перепрыгивая через разрастающиеся лужи в поисках островков суши. Я искренне сочувствую этим бедолагам, ведь им некогда сделать остановку в жизни, некогда сойти с дистанции соревнований за гонку чего-то неясного им самим. А может они попросту боятся, что остановившись, уже не смогут вернуться в тот бешеный ритм, что кнутом подстегивает их бежать и бежать… дождь не признает спешек и бега, он не подчиняется никому, кроме неба, он вносит в душу лишь покой и мысли, вдохновение и разрядку. Ему наплевать, кто попадётся ему на пути – успешный делец или бедный философ, он одинаково омоет того и другого своей гармонией, очистит и оградит от суеты и возможно откроет свои тайны.
А зонт лишь атрибут, проводник дождя и его напарник, но не роскошь и не выпендреж. Если тебе в тягость носить маленький складной зонтик или гигантский зонт-трость, то накинь поверх одежды непромокаемый плащ, не лишай себя уникальной возможности сродниться с одной из тайн неба, с божественной загадкой природы, с музыкой водной души.
Я раскрыла свой любимый зонт и с наслаждением, не спеша отправилась по узкой улочке в выбранном наугад направлении, с интересом рассматривая старинные строения домов одного из красивейших городов Европы. Идти порой было не совсем удобно из-за выпуклой булыжной мостовой, но меня это ничуть не раздражало, в каждом камне под ногами была заложена своя прелесть и особое очарование старины и уюта города. Торопиться я не собиралась, ведь утро было до неприличия ранним. Зато ароматы только открывшегося вблизи кафе полностью завладели моим вниманием и планами на ближайший час.
Если честно, то я попросту боялась встретиться с подругой Кливленда. Он пропал из её жизни на пять лет! И как я догадывалась, девушка была привязана к нему более, нежели к обычному другу. Возможно, она его позабыла, и встретила другого достойного кавалера. Но что-то мне подсказывало, что таких людей, как Кливленд Вайсман, забыть невозможно, такие люди оставляют в памяти и на душе несгораемый портрет, незаживающий рубец. В лучшем случае, здесь меня бы послали куда подальше, и тогда со спокойной душой я вернулась бы домой восвояси. Меня волновало только, что именно я должна была обнаружить. Что могло угрожать Натали по смутным предчувствиям Кливленда?
Допивая чашку крепкого кофе без сахара, я расспросила у хозяина, лично меня обслуживавшего, как первую посетительницу заведения, где искать нужный мне дом. Он любезно и подробно расписал мне дорогу на белом кружеве салфетки, за что я ему была от души благодарна. По незамысловатой схеме получалось, что дом, где проживало семейство Черкасовых, находился не так уж и далеко от той улочки, в кафе которой я весьма плотно позавтракала.
Щедро расплатившись с учтивым хозяином за аппетитный завтрак денежными средствами, которыми меня снабдил в дорогу господин Вайсман, я вновь оказалась на моросящей дождём улице, спрятавшись под купол красного зонта.
Узкие улочки с серыми домами под рыжими черепичными крышами, уводили меня всё дальше от центра города на окраину. Я вышла к той самой аптеке, где произошла знаковая встреча двух людей, ради которых я шла меж луж, скрадывавших булыжную россыпь мостовой и кляксами разбросанных по витиеватой ленте дороги.
Ещё несколько улиц, десятков сырых домов и одиночных, зябко кутавшихся прохожих с зонтами и без. Без малого полчаса понадобилось мне, чтобы без суеты и, хорошенько обо всём подумав, добраться до искомого дома. Тощий, трехэтажный, серый домик с красной черепицей и выразительной зеленью оконных ставней, показался мне чрезвычайно уютным. Захотелось попасть внутрь, как следует осмотреть там всё, и наблюдать за ходом дождя в одном из окон.
Я всё ещё не знала, что именно сказать той, что жила за дверью, выкрашенной в один цвет с окнами. Врать я не люблю, да и не всегда это гладко у меня получается. Я решилась постучаться, а там будь, что будет.
Стучать я не стала, а нажала на кнопку звонка, прятавшуюся под миниатюрным жестяным навесом слева от дверного косяка. Последовавший тут же пронзительно-громкий звуковой сигнал Иерихонской трубой возвестил о моём незваном прибытии всему дому. Дверь открыла миловидная девушка лет семнадцати, явно не Натали, но скорее её младшая сестра, Кливленд упоминал о ней мельком в разговоре.
– Доброе утро. Вы к маме, госпожа? – На ней было лёгкое платье, поверх плеч накинута шерстяная, вязаная шаль.
– Доброе утро. Извините, что так рано, но могу ли я увидеть Натали Черкасову? – Как я не старалась побороть волнение, дрожь рябью пробежала по телу, оставляя неприятный морозец на коже и содрогание в голосе.
– Да, конечно. Проходите в дом скорее, на улице сыро и дождь. Вы промокли? – Когда дверь за нами закрылась, она переняла из моих рук сложенный зонт и повесила его на специальный крючок в прихожей. На деревянный пол тут же устремились тяжёлые капли, собираясь в миниатюрную лужицу.
– Извините ещё раз, я вам тут мокроту навела, – растеряно извинялась я, что-то пытаясь сказать внятно, но девушка премило и любезно улыбалась и я прекратила свои неуклюжие реплики. – Со мной всё в порядке. От дождя пострадал только зонт.
ebooksa