– Увы, Натали, он не вернётся. – Я видела, как эти слова продавили прямые плечи девушки. – Мне очень жаль.
– Знаете, я и сейчас считаю его самый лучшим и достойным. Ведь он прислал вас узнать, всё ли у меня в порядке. А это значит, что я ему не безразлична спустя столько лет, – уже тише произнесла она.
– Вы даже не представляете, насколько вы правы. Кливленд самый неординарный из всех людей, с кем я имела честь, свети знакомство.
– Он женился? Я всё пойму, постараюсь во всяком случае.
– Нет, Натали, он не женат и не женится. В его сердце любовь лишь к одной женщине и светлая привязанность к другой, с которой я сейчас говорю.
– Могу я ему передать письмо, если позволите?
– Я передам его ему, но право, не думаю, что вы получите ответ.
– А он мне и не нужен. Я его уже получила.
Девушка вышла из гостиной, оставив меня с чувством неловкости и глубочайшей вины, за то, что я не могла ничего исправить, равно, как и мой друг. Натали вернулась с запечатанным конвертом.
– Я написала это письмо ровно четыре года назад, в этот же день. Прошу, передайте его Кливленду. И пускай он себя не винит, я его не осуждала и прощать мне его не за что. Он не давал никаких обещаний и клятв. Он был самой яркой кометой в небе моей жизни. И я благодарна ему за это.
– Вы и, правда, ангел, Натали. – Я приняла этот невесомый конверт из её тонких рук. – Вы словно из сказки.
– Он также говорил, когда мы столкнулись у аптеки в день нашего знакомства. Так и сказал: «Вы – ангел, навеянный мне судьбою». Вы меня понимаете?
– Понимаю.
– Идите с миром, Елизавета. И передайте этот мир ему.
Дверь за мной захлопнулась, а я ещё слышала её голос в своей голове. И чувствовала себя преотвратительно и паршиво.
Я шла, терзаемая совестью, которая нашептывала мне в оба уха, что я «такая-сякая, да разэтакая», стала послом худой воли и оборвала нить чужой надежды. А ведь цель была совсем иной! Мне нужно было только узнать, что у Натали всё в порядке и ей ничто и никто не угрожает. Как же легко ей удалось меня раскусить и вытянуть лишнюю информацию! Насколько проницательна она оказалась! Хотя, как мне показалось, она прощалась без грусти и с явным облегчением. Лишь бы она не наделала глупостей! Но это бремя уже не мне нести.
Как-то незаметно я добрела, укрытая зонтом от усилившегося дождя до той самой аптеки, мимо которой недавно шла не спеша навстречу серому домику с зелеными оконными ставнями. Та самая роковая аптека, где мой друг и коллега познакомился с юной Натали в роковой для них обоих день. В витрине, которой она заметила отражение Волка, а Кливленд во сне на том же месте видел, как этот зверь расправился с его подругой. Эта аптека заставила меня приостановиться и всмотреться в запотевшее изнутри и обрамлённое замысловатым узором снаружи стекло витрины. Сотканное из дождевых дорожек кружево стекало в неспокойное русло желобка, закреплённого под покатым карнизом окна, и по отводной жестяной трубе изрыгалось на мостовую с пеной и шумом. В центре улочки разрастался океан из громадной лужищи, в которую устремлялись озёра и реки с ближайших домов через подобные трубопроводы.
Я уже прицелилась к одному островку суши, чтобы перескочить на него и скорей преодолеть надвигавшийся потоп, как некое движение на стекле витрины остановило занесённую для прыжка ногу.
Ещё раз всмотрелась я в размытую картину витрины и оцепенела – на меня с мокрой поверхности стекла взирал Он, скалясь в довольной усмешке. Я развернулась, но Он никуда не исчез, как в случае с Натали, и не превратился в зверя, как во сне «профессора». Передо мною стоял Он, облачённый в добротный и явно дорогой костюм тёмных тонов, поверх которого было наброшено серое пальто. Чёрные с седым налётом, длинные волосы покрывала шляпа-котелок, которая не сочеталась с остальной одеждой, выпадая несуразицей из общего ансамбля. Левая рука в лаковой, кожаной перчатке любовно обжимала набалдашник полированной трости из светлого дерева с металлическим наконечником, на которую слегка опирался Он.
– Что вам нужно?! – Эти три слова я выдавила из высохшего горла.