– Заткнись. Мы ее разбудим.
– Ее все равно придется будить. На спящем драконе не полетаешь.
Шла вторая неделя их плавания, и путь корабля, по подсчетам Фаэррина, пролегал сейчас мимо берегов Роккама.
Стояла невыносимая жара, и все матросы, в том числе и Лэа, ходили полураздетыми.
На Лэа была лихо завязанная под грудью узлом рубашка и легкие шароварчики, которые ей преподнес в подарок принц Глессари перед отплытием. За спиной, как и всегда, на законном месте, покоился меч, и его серебряная рукоятка ослепительно сияла на солнце.
– Лэа, – спросил Кэррим, когда они, вдоволь набегавшись по палубе с оружием, лежали бок о бок на крыше корабля, отдыхая. – Скажи мне, если бы магессы могли исполнить одно твое желание, самое заветное, что бы ты загадала?
Лэа неохотно открыла глаза.
– Выше Высочество, вам так нравиться копаться в моей душе? Я не предсказатель. Я не отвечаю на вопросы и не даю советов.
Кэррим выжидательно молчал.
Лэа вздохнула.
– Любое?
– Абсолютно.
– Чтобы ты заткнулся и не доставал меня глупыми вопросами.
Они вновь рассмеялись, звонко и весело. Воздух посвежел, ветер чуть усилился.
– А вот и обещанный шторм, – Кэррим указал на край горизонта, где виднелся серый уголок неба, прорезаемый вспышками. – Но у нас есть еще пара часов. Как мы ими распорядимся?
– Будем учить первородные гномьи руны, на которых написана история мира.
– Эльфы не учат гномий язык! – с достоинством заявил Кэррим. – У нас своя собственная история, написанная нашим, эльфьим, языком, созданным самой Эаллон.
– Ага, – рассеяно откликнулась Лэа. – Символы Неба. Как же, слышала. Вот только, насколько я знаю, история мира в изложении эльфов больше напоминает сказку, написанную во хвалу Эаллон. Гномы подошли к этому более рационально, определив если не точную дату сотворения мира, то, во всяком случае, приблизительную. Их объяснения весьма разумны.
Кэррим оскорбился не на шутку.
– Символы Неба – единственный язык, достойный существования, Attan Meliteel! Да будет тебе известно – это самый древний язык из существующих.