С верховьев реки пошли в поселок бригады рабочих, косивших сено; где-то в облаках перекликались последние косяки гусей, покидающих свою родину.
Все прощалось с недолгим летом и готовилось встретить зиму.
Дождик шел больше недели. Реки помутнели, вода поднялась и угрожающе заревела в старых протоках. Веселенькую Май-Урью нельзя узнать - она разлилась, переполнилась. Серая мрачная вода размыла берега, несла вниз корни, целые деревья. Распаханные участки превратились в острова, связь с прииском прервалась: на дороге буйствовала вода.
В одну из ночей облака поднялись, сразу резко похолодало. В разрыве облаков блеснули свежепромытые, холодные звезды. Дождь прекратился.
- Жди зиму, - объявил Петр Николаевич.
Утром лужи затянуло льдом, вода резко пошла на убыль, с гор потянуло морозным ветром, ветки деревьев остекленели и уже не шептались, гибко покачиваясь на ветру, а неподвижно стыли в морозном, еще влажном воздухе. Под ногами хрустела жухлая трава.
С прииска в совхоз пришел первый после наводнения человек. Он оказался санитаром из больницы.
- Кто тут из вас Сергей Иванов? - спросил он.
- Я Сергей, - отозвался Иванов.
- Тебе велено прийти в больницу. Доктор велел.
Серега посмотрел на нас, хмыкнул и сказал нарочному:
- Ты не ошибся, случаем, парень? Я не болен да и с доктором почти не знаком. Что мне делать в больнице?
- Приказано звать тебя. А зачем - сам узнаешь.
Обогревшись и смягчившись, санитар приоткрыл тайну:
- Там один больной лежит, конюх с прииска, так будто бы он кличет. Плохой сильно, должно, умирать собрался.
- Надо сказать Зотову. - Серега сразу заторопился. - Вася, сходи, будь добр.
Смыслов оделся и ушел к Зотовым. Через час Серега, Петр Николаевич и я зашагали в больницу.
Филатов был очень плох, - это нам сказал доктор.
- Воспаление легких, а у него вообще-то туберкулез, понимаете. Ну и… Как в памяти, все просит позвать Сергея. Единственный друг, видимо?
Иванов промолчал.