— Нужно идти, — сказал Карпенко. — Помоги.
Теперь Елохов просто взвалил его на спину и понес.
Каким-то чудом удалось им добраться незамеченными до своих.
Елохову дали «Георгия».
До этого «Георгия» никто в роте не хотел поверить рассказу Елохова о том, как он воевал с японцами.
— Вот тебе и баба.
Когда расхворавшийся Карпенко уезжал для поправки здоровья в Россию, Елохов шепнул ему:
— Ваше благородие, а вы не забудьте сказать маменьке, Елохов, мол, георгиевский кавалер. Им, может, лестно будет за меня…
За чужую жизнь
I
— Сестра, куда вы?
Она ничего ему не ответила… Только подняла на него глаза и сейчас же опустила их, мигнув веками, и прикусила нижнюю губу.
Она была в большой клетчатой шали, накинутой на голову. Шаль выступала над лбом, и от шали на верхнюю часть лица падала тень. Только на мгновенье блеснули ему её глаза, будто вспыхнуло что-то под шалью ясное и светлое и потухло… Она еще больше сдвинула шаль на лоб и стала торопливо закалывать ее под подбородком большой синей булавкой, нагнув голову и придерживая подбородком края шали.
Он видел, как нервно дрогнули её губы и как опять она прикусила нижнюю губу и повела головой в сторону… Потом он расслышал перерывистый, трепетный, всхлипывающий вздох. Губы раскрылись и не закрывались больше. Глаза замигали быстро-быстро, и разом вдруг по щекам побежали слезы.
Торопливо, еще ниже нагнув голову, она скользнула мимо него и направилась прочь от палатки.
Одной рукой она придерживала шаль под подбородком, другой держала юбку сбоку… Она почти бежала. Быстро мелькали её ноги в высоких, на пуговках, башмаках. Ветер относил в сторону края шали и белый фартук.
Синяя с белыми каемками по подолу юбка прилипала к ногам с той стороны, откуда дул ветер.
Доктор двинулся было за ней, сделал насколько шагов и остановился. Приложив руки ко рту рупором, он крикнул громко во весь голос:
— Идите назад, вернитесь! Куда вы?!
Но был ветер, и он сам чувствовал, как ветер словно сдул его слова, едва они зазвучали, сдул, казалось, у самого рта и развеял по полю…