В Маньчжурских степях и дебрях

22
18
20
22
24
26
28
30

Он сказал что-то корейцу, медленно сдвигая и раздвигая зубы… А губы у него при этом, казалось, застыли, плотно прилипнув к деснам, растянувшись еще больше, так что даже края десны закраснелись из-под верхней губы.

Взяв опять берданку, он положил ее к себе на колени и вложил патрон.

Берданка теперь была страшным оружием в его руках…

Пуля берданки с крестообразным разрезом на конце наносит еще более ужасные поранения, чем прославившиеся в свое время пули «дум-дум»…

— Пусть русски спит немного — сказал он Петрову — русски устал. Я буду караулить… Японцев далеко нет… Хунхуз тоже нет.

Но Петров отказался от этой услуги.

Он объяснил китайцу, что им пора домой и что корейца они тоже захватят с собой.

— Тогда и я пойду, — сказал китаец, — я буду его караулить.

Все вчетвером они вышли из фанзы.

Китаец стал сзади корейца и всю дорогу до реки шел за ним по пятам в расстоянии шага.

И ни Петров, ни Корень не видели, как в камышах он разрезал своим ножом веревку, стягивавшую руки пленника.

Он шепнул корейцу:

— Ты меньше всех издевался надо мной… Беги…

Петров и Корень в это время возились уж возле лодки.

Кореец бесшумно скользнул назад и выбрался из камышей…

Вон скалы… Вон она — свобода.

Китаец вскинул берданку… Зарокотал выстрел…

Прощай жизнь!

— Он разорвал веревку, — сказал китаец, когда к нему подбежали Корень и Петров, — моя сказал: пусть русски спит… он бежал, моя стрелял.

Кореец корчился и бился на песке… Китаец подбежал к нему и повернул грудью вверх.