В Маньчжурских степях и дебрях

22
18
20
22
24
26
28
30

— Продал… хорошие деньги взял… Да…

— Дядя Семен, — перебил его Петька, — а вот тоже панты…

— Продавал и панты… китайцам. Чудной народ… Теперь вон тоже наши разводят оленей на дому. Все равно ведь олень — он всегда олень, а скажи на милость!.. Добудь ты ему рога с дикого оленя — одна цена; это, говорит, точно панты, настоящие, а как узнал, что с домашнего, своей выводки— сейчас и цена другая.

— Дешевле?..

— На половину почти.

— Говорят, они из них лекарство делают…

— Из рогов?.. Как же! В роде как бы волшебный порошок, от всяких болезней.

— Небось, не помогает?..

— Кто их знает… А должно, что нет. А то б у них и болезней не было.

Семен замолчал.

Петька опять не знал, о чем еще спросить у него… Голова словно опустела… Он чувствовал, что время уходит, и каждую минуту Семен может зашуметь, заворочаться у себя на койке, поворачиваясь к стене и укрываясь своим одеялом.

— Дядя Семен!

— Ну?..

Какой-то вопрос вертелся у Петьки на языке, но вопрос этот вдруг словно испарился мгновенно, растаял, улетел куда-то, не оставив после себя ничего в мозгу.

— А куда вы денете свою бороду, — проговорил он совсем неожиданно для себя и для Семена…

XV

Опять тайга…

В узкой низине бежит небольшая речонка…

Густо по берегу зарос камыш, густо за камышом, дальше по прибрежным тоням, засела осока.

Точно синие брызги блестят в осоке незабудки, группами и в одиночку пестреют желтые и белые лилии.