Всемирный следопыт, 1928 № 05 ,

22
18
20
22
24
26
28
30

Старик шел не спеша. Размышляя вслух, он отдавался воспоминаниям пережитого:

— Лет, поди, сорок назад, а то и больше, летовал[66]) я в этом месте, а все помню. Камни, — они все те же. Я, вот, старик стал, а ручей и тогда был такой же… Только, как будто, ленной [67]) гусь здесь водился, лебедь тоже, а гахи[68]) — свету не было — богатейший гнездун! Лучше этих мест не сыскать было, а теперь… Грабили гнезда на засидках, ну вот нынче и птицы меньше…

По гулкой щели звонким бисером рассыпался голос Пашки и, перекликаясь с горным эхом, замер в узком лабиринте ручья.

— Иду-у… — откликнулся Никанорыч. — Заблудился, прыгун… Ничего, поскачи там один-то…

Скоро старик вышел к морю. После полутьмы ущелья глаза резало солнечным светом. Прикрываясь рукой, он окинул взглядом площадку и крикнул:

— Пашка… Эй… где ты?..

А Пашка, словно подстреленный кулик, носится по песчаной кайме берега и, размахивая руками, кричит:

— Зверь… Зверь…

Никанорыч встрепенулся, ведро выпало из руки, и на песок посыпались яйца…

На спокойной глади небольшой мелководной бухты лежал неподвижно кит. Темная, с синим отливом, спина лоснится и блестит на солнце своей крутизной.

— Мертвый, волной выбросило, — проговорил Никанорыч, подходя к воде.

Но вдруг животное зашевелилось. Глухой, похожий на стон, шум потряс воздух. Тупой конец головы подался немного вперед, а там, где спина опускалась отлого в воду, запенилось море, и широкий плес хвоста взмахнул вверх. Забурлила вода, заволновалась от могучего поворота плеса. Огромное тело кита, повернувшись головой к берегу, опрокинулось набок, и перед глазами Никанорыча сверкнула белым мрамором широкая полоса брюха.

— Молчи. Испугаешь… — прохрипел старик, дергая за руку восхищенного Пашку.

Лишь маленькая часть живота чудовища выглядывает из воды. Ярко белая, с синевой, словно только-что окрашенный борт вельбота, она сверкает на солнце — отчего и вода, мягко обнимающая своим зеленым объятием животное, кажется разведенным молоком.

На крутом боку, где мрамор живота сливается с синью спинной кожи, словно лопасть гребного винта от большого парохода, торчит могучий плавник. Чуть заметно он движется, под кожей видна мускульная складка, размеренно и ровно она вздрагивает и заставляет раструб плавника то слегка пригибаться, то круто вставать торчмя.

Вдруг Пашка, смотрящий широко раскрытыми глазами, вскрикнул. Никанорыч снова одернул его за руку, но и сам не мог удержаться от восторга, и тоже какой-то неопределенный крик изумленья сорвался с его дрожащих губ.

Из-за горы китова тела резво выплыл небольшой, но головастый и крутоспинный китенок. Лихо вспенив хвостом воду, он круто обогнул голову большого кита, проплыл вдоль всего огромного туловища, легко повернулся и прижался к мраморной полосе живота большого.

Под огромным телом, неподвижно лежащим на волках темно-синий головастик кажется лодкой, подплывшей к торчащей из моря скале.

Тупая, словно обрубленная, голова прошлась, как бы что-то отыскивая или ласкаясь, по животу большого кита и, остановившись немного дальше плавника, присосалась.

— Ой-ой, — изумленно прошептал Никанорыч, — век прожил, а не видывал такой картины!