Я замер на скале с поднятым ружьем.
«Продал Ходжом!.. Продал!.. Значит, смерть!.. Неминуемая смерть! Недаром коршуны кружатся над моей головой… Эх! Поверил один раз на совесть!.. Но нет!.. Даром я свою жизнь не отдам!.. Я перестреляю из прикрытия всех их коней!.. Я буду биться до последнего патрона, который приготовлю для себя!.. Иначе басмачи сожгут меня живым или выкроят ремни из моей спины…»
Я вспомнил об эсдергхе. Лучшей защитой было засесть в расщелине, где было его гнездо. Я пригнулся и осторожно сполз со скалы, потом внес в расщелину несколько камней и заложил ими вход. Пересчитав патроны, я отложил один отдельно… Затем я собрал все бывшие со мной документы, письма, ценные вещи и зарыл под камнем…
Выглянул из расщелины. Можно было уже различить семь всадников в разноцветных халатах, только один был полуголый и сидел на лошади в одних штанах. На одном из всадников была белая папаха, и под ним я узнал стройный силуэт Италмаза. Из расщелины было видно как раз то место, где мы с Ходжомом доставали воду из колодцев. Всадники, увешанные патронами, с винтовками за плечами, подъезжали, перебрасываясь словами. Один конь шел в поводу, нагруженный мешками и тюками. Мне показалось, что в этом коне я узнаю рыжего жеребца Ходжома…
Крепко сжимая винтовку, я готовился к отпору. Всадники подъехали к колодцам, не предпринимая никаких мер предосторожности и не обращая никакого внимания на скалы. В этом мне почудилась какая-то военная хитрость, и я продолжал ждать. Они соскочили с коней, спутали им ноги и вбили приколы в землю. Только полуголый всадник продолжал сидеть на коне, опустив голову.
Двое басмачей стали разыскивать в колодцах годную воду. Трое пошли по пескам, ломая саксаул для костра, а один, коренастый, низкого роста басмач, в белой папахе, как у Ходжома, и ярком пятнистом, халате, подошел к сидевшему на лошади полуголому человеку. Схватив за плечи, он грубо стащил его на землю. У полуголого человека руки были связаны за спиной и лицо было в крови. Мне казалось странным, что среди басмачей не было ни одного, похожего на Ходжома. Схватив пленника за связанные сзади руки, басмач поволок его к колодцам. Связанный человек отбивался и делал попытки развязать руки. Коренастый басмач повалил его на землю и, ударяя нагайкой, стал о чем-то спрашивать. Лежавший на земле молчал. Мне страшно хотелось перестрелять басмачей, но я не был уверен, что успею это сделать раньше, чем прибегут ушедшие за саксаулом. Я сдержал себя и ждал.
Басмач прокричал ругательство, сунул пленнику в ноздри два пальца и оттянул его голову назад совсем так, как это делают баранам, которым хотят перерезать горло. Другою рукой он полез за ножом.
В отчаянно вырывавшемся пленнике я внезапно узнал Ходжома. Двое других басмачей, бросив ведра, подошли и, упершись руками в бока, хохотали. Еще мгновение — и горло Ходжома будет перерезано от уха до уха острым текинским ножом. Неужели я не выручу его?
Я положил ружье на камень и, прицелившись басмачу в голову, выстрелил…
Державший пленника басмач дико вскрикнул, покачнулся и упал на Ходжома. Двое других испуганно замерли, пораженные неожиданным выстрелом. Вторым выстрелом я уложил другого басмача. Третий, схватившись за голову и пригнувшись к земле, бросился к коням и вскочил на первого попавшегося, забыв, что у него спутаны ноги. Я сбросил его с седла третьим выстрелом.
Кони взбесились, сорвались с арканов и бросились в степь. Неуклюже прыгая на спутанных ногах, они разбегались по пескам. Трое басмачей, собиравших саксаул, побежали к ним, поймали ближайших и без оглядки поскакали в барханы.
Я спрыгнул со скалы и подбежал к Ходжому. Он сбросил с себя труп басмача и стоял, высокий, полуголый, весь в крови. Я разрезал сыромятные ремни, скручивавшие ему руки. Он тотчас же схватил лежавшую на песке винтовку и начал стрелять вдогонку скакавшим басмачам.
— Ладно! Хватит, Ходжом! Они удирают, как лисицы!
Он перестал стрелять и, посмотрев на меня, протянул мне руку:
— Мой дом — твой дом, ока!
Я весело хлопнул его по плечу и ответил так же:
— Моя кибитка — твоя кибитка, Ходжом!
Медлить было нельзя. Ходжом бросился ловить коней — со спутанными ногами они убежали недалеко. Кони бились в руках Ходжома. Италмаз весь дрожал и не давался мне в руки.
Ходжом торопил с отъездом.
Я задержал его и помог взобраться на скалу.
ebooksa