Всемирный следопыт, 1930 № 09

22
18
20
22
24
26
28
30

Джагат не нуждался в словесных уверениях, он сразу прочел в глазах отца непоколебимое решение дать ему убежище, хотя бы за это пришлось ответить головой. Он откровенно рассказал отцу о погоне, которая загнала его в музей.

Профессор провел сына в комнаты к, не дав ему переодеться, представил его жене. На вопрошающий взгляд жены профессор ответил суровым приказанием:

— Он будет жить у нас… и об этом никто не должен знать… Вы слышите? Никто! Вы хотите знать, кто он? — профессор улыбнулся. — Он бог Озирис, воплотившийся в фараона Рамзеса. Я нашел его спящим в саркофаге. Ведь вы верите в спиритизм? Так вот, будьте знакомы, — профессор сделал обычный в этом случае жест, — мадам Алимар. Рамзес…

IV. Здесь дремлют века

С каждым днем в Калькутте становилось все более тревожно. Власти об’явили город на военном положении. По улицам патрулировали броневые автомобили и конные пикеты. Войска были расположены в наиболее беспокойных пунктах. Но все эти меры не могли остановить лавины революционного под’ема: не прекращались рабочие демонстрации. Взбунтовался батальон сикхов и сейчас же был заменен батальоном гуркхов. Европейской части населения было роздано оружие. Повстанцы захватили за городом линию железной дороги и прервали сообщения…

За толстыми стенами громоздкого здания в окаменелом молчании умерших эпох жили музейные залы…

В квартиру директора музея вторглись века. Маски — Диониса, гепарда, фавна, быка глядели со стен. Драгоценные этрусские вазы, египетские папирусы и глиняные таблички с иероглифами загромождали огромный рабочий стол профессора.

Появление Джагата нарушило однообразный, раз навсегда заведенный уклад профессорской жизни. Джагат поместился в кабинете отца, куда никто, кроме старухи — служанки, помнившей Джагата еще мальчиком, не имел доступа. Это в некоторой мере прервало ход занятий профессора. Мадам Алимар, после знаменательного разговора с мужем, не выходила из своей комнаты, отделанной в восточном стиле. Она злилась на мужа «проявившего грубость в разговоре с ней». Появление Рамзеса, может быть, и соответствовало спиритическому учению, но мало было вероятно даже для ее взбалмошной головы. Она сразу догадалась, что Джагат — сын профессора, о котором она кое-что слышала раньше. Во всяком случае Рамзее во плоти молодого красивого индуса производил весьма выгодное впечатление, и француженка, была непрочь завести с ним интрижку и обдумывала, как ее начать.

* * *

В кабинете профессора строгая тишина.

Профессор несколько раз перечитывает один и тот же абзац, но строчки проходят мимо его сознания. Мысли его никак не укладываются во времена эпохи Александра Македонского, над которой он сейчас работает. Профессор мучительно думает, старается осмыслить и понять ход последних политических событий, разыгравшихся в его стране. Он думает об аресте Ганди, вспоминает свою последнюю встречу с ним.

Профессор Алимар приехал тогда к Ганди вместе с Рабиндранатом Тагором.

Рабиндранат Тагор, растроганный встречей с Ганди (он легко растрагивался), прочел пятнадцатый стих из священной книги Упанишады, из которой и исходило прозвание Махатма — великий дух.

Глубоким голосом прочел тогда Рабиндранат Тагор:

Он есть единственный лучезарный творец всего, Махатма, Навеки утвердившийся в сердцах народов; узнанный сердцем, чувством, разумом. Тот, кто его познает, становится бессмертным.

Профессор вспоминает, как смеялся над этими стихами Джагат, страстно ненавидящий непротивленца Ганди, ярый безбожник и коммунист Джагат, называющий Ганди социал-соглашателем…

* * *

Вежливый, но настойчивый стук в дверь прервал воспоминания профессора.

Человек, в котором запоминались только желтые краги, вошел в кабинет. Человек пред’явил профессору бумагу, заверенную надлежащими печатями и подписями. В бумаге предлагалось профессору Алимару принять в склады музея пятьдесят ящиков, содержащих драгоценные предметы, найденные во время последних раскопок в Египте; вменялось сохранить все это в строжайшей тайне в виду тревожного положения в городе; надлежало выдать ключи от подвалов подателю бумаги, которые должны были остаться у последнего до того времени, когда он вручит их профессору для вскрытия ящиков и классификации их содержимого. В конце профессор еще раз предупреждался о строжайшей ответственности за разглашение «всего вышеизложенного».

Когда профессор прочел бумагу, человек в крагах заговорил с ласковой убедительностью:

— Вы сами понимаете, уважаемый профессор, как необходимы те меры, которые принимаются для охраны этих драгоценнейших экспонатов древности. Наше тревожное время… Конечно, мы глубоко убеждены, что правительство скоро прекратит беспорядки, и тогда,. Профессор, я прибыл вместе с грузом, отдайте необходимые распоряжения для принятия и помещения его…

На пяти грузовиках были привезены пятьдесят огромных ящиков. В просторных подвалах музея ящики устанавливались с педантичной аккуратностью. Предоставив ключи в распоряжение человека в крагах, профессор удалился.