— К-к-ак ты д-думаешь: сколько с-се годня градусов? Я д-думаю — градусов пятнадцать. А я без полушубка: взяли пряма с работы…
Артур, краснея, ответил:
— Ну, извини. Я не заметил.
Подошел садовник. То расстегивая, то застегивая красными пальцами среднюю пуговицу бараньей шубы, крытой серым сукном, он робко обратился к Артуру:
— Ты, Артур, может быть, об’яснил бы им, — он указал на улан, — рассказал бы им по-русски о моем деле. Нельзя же человека убивать неизвестно за что…
Уланы, опираясь на короткие кавалерийские карабины, тупо и сонно смотрели на осужденных. От солдат несло запахом спирта.
Артур ответил нетерпеливо:
— Не говори глупостей. Пьяные солдаты тут не при чем. А полковники знают, за что нас расстреливают…
Из местечка прискакал вестовой и что-то доложил ротмистру. Тот еле тронул коня и отдал приказ вахмистру.
— Бунтовщики, по местам! — скомандовал вахмистр. — К соснам!
Спотыкаясь в рыхлом снегу, вся группа арестованных направилась к соснам. Два улана принесли веревки.
Из местечка собирался народ — торговцы, базарные бабы, ребятишки, рыбаки; не подходя близко, наблюдали за тем, что делается у опушки леса. Первым привязали пожилого батрака, за ним молодого в рваном полушубке; оба они молчаливо и покорно сами стали к дереву. У садовника подкашивались ноги, — улан, путаясь в длинной шинели, поддерживал его. Рядом с Артуром стоял молодой батрак в одном лишь пиджачишке. Он жаловался: «Скрутили как мешок с зерном. А ведь я еще живой — больно…»
Артур тихо говорил вязавшим его уланам:
— Не верьте вашим офицерам, — мы не разбойники, мы боролись за народ…
Уланы угрюмо поглядели на него и отошли.
Взвод солдат выстроился перед обреченными на расстрел. Но ротмистр почему-то медлил отдавать последнюю команду.
Старший батрак сказал младшему:
— Мне надоело ждать. Скорее бы…
Голос младшего прозвучал надеждой:
— Может быть, еще не решено. Может быть, сейчас отдадут приказ освободить нас…