— Две тысячи вооруженных бойцов дал Алчевск в помощь восставшей Горловке, — говорит Молчанов.
— Правда.
— Правда, Придорожко?
— Сущая правда.
— Со всех ближних заводов и копей прибыли Горловке подкрепления, — снова выступает Првдорожко. — Под’ем был, желание биться до конца было, а вот штаба не было. Помню день нашего разгрома. Едва затих четырехчасовой бой, мы решили атаковать царские войска: драгун, казаков и полицию. Дрались и копьями и шашками, и винтовками — кто чем мог. Дрогнули царевы войска, побежали. Победу бы нам праздновать, да с Юзовки казачье налетело, как саранча. У нас— копья, а у них пулеметы, орудия, снаряды. И рабочие отряды дрогнули… Я получил в бою две раны. Был ранен и Кузнецов, вожак восставшей Горловки.
(Кузнецов… Кто мне говорил о Кузнецове? Ах, да… литейщик, у кого я добыл копье!)
— Разбили нас, — договаривает с досадой Придорожко. — Не выдержали, наши копья.
Придорожко надорванно умолкает. Нелегко ему вспоминать разгром Горловки…
— Кровь на снегу была, — сменяет его Паранич, — кровь смешалась со снегом. Казаки шашками рубили восставших. А в Алчевеке уже орудовали пристава и жандармы, заплечные мастера самодержца российского.
Паранич уже не крутит молодцеватые усы. Вспоминая, он считает, задумчиво загибая пальцы:
— Придорожко арестовали, Молчанова, Кузнецова, меня… перечислять долго… — Рука с отсчитанными пальцами сжалась в кулак.
— А копья? — нетерпеливо спрашиваю я.
— Копья были забраны в качестве вещественных доказательств. Многие пропали. Некоторые были припрятаны, дождались сегодняшних дней. Копье было также и у Кузнецова.
Едва сказал Паранич, всплыли в моей памяти слова старого литейщика, подарившего мне копье.
— Это не простое копье, — говорил он. — Горловское. Боевое.
Бережно передавая его мне, литейщик добавил:
— В последнем бою Кузнецов был тяжело ранен. Он отбивался этим копьем, а кровь била из его руки. Он крикнул мне: «Бери копье!» Я схватил копье, но защищаться было поздно… Нас теснили… Казачье наседало тучей… Мы отступили… В Алчевск я пробрался ночью, на возу с сеном. Копье спрятал в сено. Все-таки оружие! Дома я заложил его под крышу. Там оно и пролежало много лет…
Эта биография старого копья.
— Но что стало с Кузнецовым? — спросил я старых ветеранов.
Молчанов, подумав, ответил: