- У тебя что, отнялся язык? - с оттенком нетерпения спросил мистер Бронсон.
- Я… я…
- Ну, ну, продолжай, - ободрял его отец,
- Я… я был внизу… в Преисподней… - с усилием вымолвил Джо.
- Признаюсь, этому легко можно поверить. Да, да, в самом деле, я вижу, что твое показание заслуживает полного доверия. - Мистер Бронсон прибегал к строгим интонациям, но ему стоило величайшего труда удержаться на этот раз от улыбки. - Полагаю, что ты разумеешь под этим названием не местопребывание грешников, а скорее какую-либо определенную часть города Сан-Франциско. Не так ли?
Джо показал рукой вниз в направлении Юнион-стрит и сказал:
- Это там, внизу.
- А кто придумал такое название?
- Я, - ответил Джо таким тоном, как будто признавался в тяжелом преступлении.
- Очень метко, и доказывает, что у тебя есть воображение. Трудно, в самом деле, придумать что-нибудь лучшее. Ты, наверное, хорошо успеваешь в школе по английскому?
Эта похвала не доставила Джо особенного удовольствия, так как английский язык был единственным предметом, за который ему не приходилось краснеть.
И в то время, как он стоял олицетворением безмолвного несчастья, мистер Бронсон смотрел на него сквозь призму собственного детства с такой любовью и пониманием, каких Джо и не подозревал.
- Однако сейчас тебе не до разговоров. Тебе нужна ванна, примочки, пластырь и холодные компрессы, - сказал мистер Бронсон. - Ступай к себе в спальню. Тебе нужно выспаться хорошенько. Имей в виду, что завтра у тебя все тело будет болеть и ныть.
Часы пробили час ночи, когда Джо натянул на себя одеяло. И в ту же минуту - такое у него было ощущение - его разбудило негромкое, но настойчивое постукивание, которое, казалось, длилось бесконечно. Выведенный из терпения надоедливым стуком, он открыл наконец глаза и приподнялся.
В окно врывался потоками свет солнечного утра. Джо потянулся, собираясь зевнуть, но боль словно пронзила все его мускулы, и его руки упали вниз гораздо скорее, чем они поднимались кверху. Он вскрикнул от боли, посмотрел на руки с тупым удивлением и тут же вспомнил происшествия вчерашней ночи.
Постукивание возобновилось.
- Слышу, слышу! Который час?
- Восемь, - донесся из-за двери голосок Бесси. - Восемь часов, одевайся скорее, если не хочешь опоздать в школу.
- Бог мой! - Он поспешно спрыгнул с постели и, застонав от острой боли во всем теле, медленно и осторожно опустился на стул. - Почему же ты не разбудила меня раньше? - спросил он.
- Папа велел дать тебе поспать.