– Помню.
– Тогда читайте.
Она протянула ему газету и ткнула пальцем в большую фотографию, обведенную траурной рамкой. «Тяжелая утрата… Трагически погиб… Товарищи и коллеги…» Господи, что же это?
– Панкратов знал, какие материалы были в деле с самого начала и какие вы давали показания. Этого оказалось достаточным, чтобы его насмерть сбила машина. А ведь вы знаете больше, Суриков. Вы знаете, кто из наших сотрудников к этому причастен. И либо вы мне скажете, кто это был, либо вас ждет такая же судьба. Ну как? Скажете?
Все. Он больше не может сопротивляться ее напору. Скажет – могут убить. И не скажет – тоже могут. Выбирать не из чего. Но если она и вправду даст ему возможность слинять из Питера, то можно еще спастись.
– Я не знаю, как его зовут.
– Опишите внешность как можно подробнее. Рост, фигура, волосы, лицо, манера держаться и говорить, манера сидеть. Все, что помните.
Татьяна быстро поняла, о ком идет речь. Несмотря на интеллектуальную неразвитость, глаз у Сурикова был острым и наблюдательным. Описание его было точным и красочным. Какая же гадость ее работа! Вранье, сплошное вранье, подтасовки, прижимание в угол растерянных, испуганных людей. Кто сказал, что работа следователя – благородная? Чушь это. Так может сказать только тот, кто никогда в жизни на следствии не работал.
Имеет ли она право делать то, что делает? Она собирается скрыть от следствия некоторые факты и обстоятельства, свидетельствующие о том, что Сергей Суриков собирался совершить убийство. На этот счет, между прочим, статья в Уголовном кодексе имеется, в разделе «Должностные преступления». Но что же ей делать, если нет закона о защите свидетелей? Отдавать Сурикова на растерзание этой банде? Сейчас только начнется их оперативная разработка, а длиться она может несколько месяцев, пока их выявят, да пока факты соберут, доказательства. Долгая песня. И все это время Суриков будет для них доступен. Имеет ли она право приносить несчастного парня в жертву интересам правосудия?
Нет ответа. В учебниках он есть. А в жизни – нет.
– Все, Сергей Леонидович. Прочтите постановление о вашем освобождении из-под стражи и распишитесь. Вас проводят в камеру, соберете свои вещи и можете быть свободны.
Суриков подписал, не читая. Татьяна нажала кнопку, вызывая конвой. У самой двери Сергей внезапно остановился.
– Где Софью похоронили?
– Хотите к ней пойти?
– Хочу. Я вам не верю. Она не могла. Это все внук ее… Она не могла так со мной поступить.
Татьяна с тоской смотрела на закрывающуюся за ним дверь. Любовь слепа. Даже если это любовь не мужская, а сыновняя.
Она быстро печатала на машинке полный текст постановления об освобождении Сурикова от уголовной ответственности. Дело должно быть в идеальном порядке, чтобы следователь, который будет работать с ним дальше, не помянул ее недобрым словом. Материалы об убийстве Бахметьевой будут присоединены к делу об убийстве супругов Шкарбуль. И в этих материалах не должно быть ничего, что позволило бы обвинить Сурикова хоть в чем-то, кроме обыкновенной трусости.
Татьяна то и дело поглядывала на часы. С минуты на минуту должна подъехать Ира, привезти пакет из аэропорта. Все, что вчера в нарушение всех правил было изъято из дела и отправлено в Москву, будет возвращено на место. И после этого можно идти к Исакову за своим личным делом, которое со вчерашнего дня лежит в его сейфе.
Уехать. Скорее уехать отсюда. Сложить вещи, забрать Ирку и уносить ноги, сделав вид, что никогда и слышать не слышала про преступную группу, в которую входили сотрудники органов внутренних дел и которая совершала преступления, связанные с приватизацией квартир. Уехать – и пропади все пропадом.
Они купили четыре билета, чтобы ехать в купе без попутчиков. Проводник, молодой веселый парень с несколько дебильным выражением лица, сразу предупредил: