Право на жизнь

— От твоих ничего нет?

— Нет.

— Стало быть, не добрались они до Солдатова.

— Стало быть, не добрались, — эхом отозвался Логинов.

— Теперь связь с Солдатовым нужна и нам, — сказал Гладышев.

— Группа Речкина — наша третья попытка связаться с бригадой «За Родину!», — объяснил Логинов. — И тоже, как видишь, пока безрезультатная. Особый режим, что немцы ввели сейчас в своих тылах, видимо, действует. Мы же, со своей стороны, не знаем главного — в каком лесном массиве обосновался Солдатов. Может быть, этот тип знает?

— Может быть. Я тебя буду держать в курсе наших дел.

— Спасибо.

На этом они расстались.

XI

Жизнь переменчива, что погода. То светит и греет, то хмарью затянет из конца в конец. Давно слышал Колосов это сравнение, теперь оно ему вспомнилось. Потому, скорее всего, вспомнилось, что погода за последние сутки менялась неоднократно. Ночь затянула тучами небо так густо, что, казалось, дождя из них хватит на неделю. Темень разлилась такая, хоть глаз выколи. Ночью, однако, дождя не пролилось ни капли, к утру поднялся ветер. Он разогнал тучи, оставив на небе легкие быстротечные облака. Облака эти бежали ходко, меняя очертания, словно обгоняя друг друга.

Утром вышли к притоку Соти, достаточно полноводному, с такими же, как у Соти, ровными берегами, спокойным, мерным течением. Остановились у поворота реки, напротив большака, что тянулся к Михайлову из Глуховска. «Ты как доберешься до большака, — объяснял лесник, — слева увидишь березовую рощу. В ту сторону не ходи, там такие топи, что тебе с обузой по ним не пробраться. В лес тебе надо, что за большаком. Но там поле большое, поостерегись. Большак пересекай ночью, он охраняется, учти это». Хороший совет дал лесник, да ночью они застряли в лесу. Ночь выдалась слишком темной, ждали, когда хоть чуток развиднеется. К повороту Соти, к этому притоку вышли уже по солнцу…

Колосов глянул на лес, что темнел за большаком, за большим полем, почувствовал вдруг такую тоску, от которой длинными зимними ночами воют волки. Смертельную тоску, однажды испытанную в Подмосковье, когда его ранило. Когда остался старшина лежать на нейтральной полосе в мороз, истекая кровью, не надеясь на чудо, понимая, что подступил конец. Смотрел на небо, отдавал себе отчет в том, что видит небо и звезды в последний раз. Мороз схватывал дыхание, обращал в льдинки слезы в уголках глаз, он их чувствовал, они мешали моргать. Чувствовал и понимал, что даже это неудобство от холода он испытывает в последний раз. Потом появилась собака-санитар, которая вытащила его к своим.

Теперь, казалось бы, чего и тосковать. Осталось последнее препятствие на пути к цели. Сердце все-таки сжалось в неведомой тоске. Так сжалось, что дышать стало трудно. Колосов пытался разобраться в причинах, однако такая попытка тоже насторожила старшину. Раньше такой необходимости не возникало, раньше он не прислушивался к себе. Получал задания, уходил на задания, возвращался с заданий. Все шло само собой, как должно идти на войне. «С дороги, с большака хорошо и далеко видно», — отметил Колосов, понимая, что в этом факте и опасения его, и тревога до тоски, и потребность разобраться в ощущениях. Он впервые очутился в столь сложной обстановке, впервые на его руках оказались люди, непригодные для активных боевых действий. За войну он выполнил множество заданий. Но шел он по войне с товарищами. С боевыми товарищами, а это как в строю. Собьешься, пятками услышишь сбой. Обязательно тебе наступят на пятки. Напомнят, что шагать надо в ногу.

Не додумал Колосов, далеко, со стороны Глуховска запылила дорога. Старшина заторопил Галю, прикрикнул на Неплюева. «Если что, — подумал, — радиста снова придется сбивать с ног». Так уже было не однажды. Идти в рост Неплюев может, ползти — нет. Приходилось валить радиста с ног. Каждый раз, когда выпадала такая необходимость, девушка смотрела на старшину с неприязнью. И каждый раз Колосов чертыхался в душе на то, что связан по рукам, по ногам.

Валить Неплюева с ног на этот раз не пришлось. Они успели добраться до зарослей на берегу притока Соти, скрыться в них до того, как пыль на большаке приблизилась. Колосов увидел бронетранспортер. Рядом с шофером офицер. В кузове солдаты. По большаку запылили автомашины. Шли они и в одну сторону, к Глуховску, и в сторону Михайлова. Надо было устраиваться, ждать вечера.

Черныш снова куда то пропал. Наверняка охотился. Он убежал, едва рассвело. Нагонит. Так было не раз. Где-то он шастает, потом появляется. У него своя жизнь, которая странным образом переплелась с их жизнями.

На берегу притока Соти пролежали весь день. Весь день палило солнце. Хотелось есть, но еды уже не осталось, поесть придется лишь тогда, когда доберутся до партизан. Об этом думал Колосов, об этом думала Галя, надеясь, что им повезет, с темнотой они минуют поле, пересекут дорогу, а там уже и до партизан останется не так далеко. Лежа в траве, Колосов наблюдал за большаком, посматривал и по сторонам. В той стороне, с которой они пришли, показалось старшине шевеление, но, сколько он ни присматривался, ничего подозрительного больше не различал. Пес не возвращался.

Догорал день. Диск солнца краснел, увеличивался в объеме, солнце уже почти касалось вершин деревьев леса напротив, того леса, в который им надо было попасть. Дневное светило склонялось к горизонту в безоблачном небе, обещая хорошую погоду на завтра.

Завтра. Возможно, уже завтра они встретятся с партизанами. Приказ, можно сказать, будет выполнен. Представив себе такую возможность, старшина в который раз подумал о том, что встреча с партизанами сулит неприятность, потому что радиста, по сути дела, нет, Неплюев не может работать на рации, а раз так, значит, не радиста он приведет к партизанам, а еще одну обузу, которых, надо думать, у партизан хватает и без него. От таких мыслей стало не по себе, как было уже не раз.