Слова проваливались в пустоту, из которой не услышишь даже эха.
Из этого факта следовало, что подобное может повториться. Жестокость оккупантов уже вызвала ответную жестокость, наступил тот предел в человеческом сознании, после которого люди очень легко могут стать неуправляемыми, оказаться в худшем из состояний, как считал Грязнов. Потому что именно в таком состоянии доведенные до крайности люди теряют осторожность, готовы действовать безрассудно, лишь бы удовлетворить острую потребность в мести. В таком состоянии можно легко угодить в ловушку.
Грязнов произносил правильные слова, взывал к благоразумию, люди стали вроде бы прислушиваться к его словам, но в это время из чащи донесся удивительно чистый голос. Грязнов продолжал говорить, но люди, как по команде, повернули головы на этот голос, смотрели, замерев, на заросли, из которых появилась молодая женщина в мужском пиджаке, подпоясанная широким армейским ремнем.
На женщине была надета длинная до пят юбка, из-под которой виделись босые ноги.
Стройная, несмотря на такую одежду, она шла, склонив голову к рукам, шла чуть покачиваясь, напевая слова колыбельной песни.
Когда она подошла ближе, комиссар разглядел две небольшие чурки в ее руках, два поленца, завернутые в какое-то тряпье.
— Лю-ю-ди! — раздался истошный вопль. — Он судить нас приехал!
Толпа вздрогнула, как от тока. Услышались другие голоса:
— За что?
— Гос-по-ди!
— За Марью, бабы, за детишек ее!
— Что они с нами делали, ты видел?
— Сто раз убьем! Мертвые встанем!
— Убь-ем!
Гул голосов нарастал, мешался с плачем, невозможно стало различить отдельные голоса.
Над ухом Грязнова раздался выстрел.
Комиссар увидел командира отряда, поднятую руку, в ней пистолет.
Смолкли голоса.
— Разойдись! — властно произнес командир отряда.
Женщины стояли оторопевшие. Одни из них еще всхлипывали, другие молча вытирали концами платков слезы.
ebooksa