— Отдохнула? — спросил он ее в свой черед.
— Ни, — ответила она.
Стала говорить быстро-быстро. О том, что отдыхать ей теперь и вовсе некогда. Теперь она помогает выхаживать раненых, среди которых есть «дюже тяжелые».
— Дядя где? — спросил Колосов.
— Дядя Миша? — переспросила девушка. — Он сразу ушел за мамой. Они в лесу схоронились. Все жители Малых Бродов. Там Санька Борин.
Тут же словно облако набежало, солнце затмило, лицо у девушки сделалось хмурым.
— Я от тети Нюры сейчас, — без всякого перехода сказала она.
— Какая тетя Нюра? — не понял Колосов.
— Та, что Степана выхаживает.
— Неплюева? — дошло наконец до старшины.
— Ну да.
— Ты сама-то его видела?
— Ни. Тетя Нюра говорит, что Степан поправится. Доктор здесь глуховский, он все-все знает.
Старшина вновь подумал о том, что сознание Неплюева вроде остановившихся часов, стрелки которых зафиксировали определенное время. Его сознание зафиксировало необходимость движения, потому он и пошел. Виноват в этом он, Колосов.
Вспомнились муки перехода. Слабо шевельнулась прежняя досада на радиста. Как угасающий костер, в котором дымно тлели немногие головешки. От удара Неплюев, конечно, отойдет, подумал Колосов, придет он в сознание. Вернется ли память — вот вопрос.
Старшина поймал себя на том, что как-то вяло думает он о Неплюеве, без прежней боли за него. Подобное произошло, видимо, оттого, что иные мысли занимали теперь Колосова. Где-то в Шагорских болотах укрылись ребята, с ними раненый Речкин. Разведчики, надо думать, надеются на помощь, а он отсиживается у партизан. Беспокойство за товарищей, за командира усиливалось, становилось вроде зубной боли, от которой и свет не мил. С Галей не хотелось разговаривать.
— Черныш не прибегал? — спросил он девушку просто так, лишь бы сказать хоть что-то.
— Ни, — ответила девушка.
Она хотела сказать еще что-то, но тут из зарослей вышел очень мирный, очень гражданский человек.
— Наш доктор, Викентий Васильевич Ханаев, — почему-то шепотом произнесла Галя.