Мрачные предчувствия одолевали капитана. Он понимал неизбежность поражения испанского флота, тем более при таком спаде дисциплины на военных судах. Горячий патриот, дон Ортева глубоко переживал бесконечные политические и военные неудачи своей страны. Одной из таких неудач стала революция в Мексике. Иногда капитан беседовал об этом с Пабло, рассказывал о былом величии Испании, о господстве ее флота на всех морях.
— Дитя мое, — однажды сказал он, — теперь на кораблях нет, и подобия дисциплины. На борту «Констанции» пахнет бунтом, и не исключено, что меня лишит жизни кто-нибудь из этих подлецов и предателей! Но ведь ты отомстишь за меня? И за Испанию, которой они хотят нанести удар?
— Клянусь! — воскликнул Пабло.
— Постарайся ни с кем не ссориться и помни, что лучший способ послужить отечеству — это выследить и покарать злодеев, собравшихся предать родину!
— Пусть я погибну, но сперва покараю изменников! — пообещал юноша.
Прошло три дня с тех пор, как испанские суда покинули Марианские острова. Дул сильный бриз; «Констанция» шла на всех парусах, а грациозный, длинный и узкий бриг скользил по волнам, легко взлетая на их гребни. Морская пена достигла восьми его пушек. Вечером Пабло подошел к Мартинесу:
— Скорость двенадцать узлов, лейтенант. Если и дальше будем так двигаться, то при попутном ветре скоро достигнем цели.
— Дай-то Бог! Наши мучения должны же когда-нибудь завершиться! Скоро увидим сушу.
Хосе находился как раз возле юта[241] и хорошо слышал слова Мартинеса.
— Это будет Минданао, — продолжал Пабло. — Сейчас мы на сто сороковом градусе восточной долготы и на восьмом — северной широты, а остров, если не ошибаюсь…
— Он расположен между сто двадцать вторым и сто двадцать шестым градусами восточной долготы, шестым и десятым градусами северной широты, — договорил за юнгу лейтенант.
Хосе поднял голову, едва заметно кивнул и направился к баку[242].
— Вы сегодня ночью стоите на вахте? — спросил Мартинес.
— Да, лейтенант.
— Уже шесть часов вечера, я вас больше не задерживаю.
Чудный вечер превращался в прекрасную ночь, тихую и свежую, какие часто бывают в тропических широтах. В сумерках лейтенант старался разглядеть вахтенных на «Азии», следовавшей за бригом. Он узнал Хосе и тех матросов, с которыми сговаривался на Гуахане. Затем Мартинес подошел к штурвальному и прошептал тому на ухо несколько слов. Положение штурвала было изменено, и корабли пошли рядом.
И тут же на борту корвета раздался выстрел.
— Свистать всех наверх! — услышав сигнал, крикнул Мартинес в рупор. — Убрать паруса! — Он здорово волновался.
Дон Ортева вышел на мостик в сопровождении офицеров.
— Зачем понадобился этот маневр? — спросил он.