Недоступная девственница

Он нервно засмеялся.

— Одним словом, я изрядно струхнул, Принцесса. Но в процессе падения мне каким-то образом удалось принять позу «листа». До сих пор не могу понять, как это получилось. И все же, несмотря на то что я был привязан к стулу, я начал довольно быстро перемещаться в боковом направлении.

Во время затяжных прыжков с парашютом Модести сама часто пользовалась приемом «лист»: для этого надо как бы лечь ничком на воздух, немного поджать под себя ноги, и в таком положении возникает эффект планирования. Скорость горизонтального перемещения в отдельных случаях может достигать сорока миль в час.

— Надо еще учесть, что в тот момент, когда я вывалился из самолета, у меня уже был довольно приличный импульс, как минимум миль двести в час. Ну вот, впереди возник горный хребет, и я прошел прямо над ним, впритирку. Внизу были одни лишь голые камни, но мне почему-то казалось, что по другую сторону хребта может оказаться что-нибудь подходящее.

Модести почувствовала, как он вздрогнул.

— Одному Богу известно, на что я надеялся, — продолжал Уилли. — Я хочу сказать, что снега не было и в помине, но даже если бы я его и заметил, то затормозить на такой скорости невозможно… Но, знаешь, Принцесса, как это бывает: продолжаешь бороться за жизнь и все время чего-то ждешь.

Уилли замолчал.

— Так оно и получилось, — он тихо засмеялся. — Сразу же по ту сторону хребта было именно то, что мне нужно.

— Снег?

— Не просто снег. Гигантский, чудовищный сугроб. Видимо, его за ночь нанесло ветром. Такие же снежные кучки были повсюду с восточной стороны хребта, но, учитывая курс самолета, мы и не могли их увидеть. В других местах толщина снежного покрова не превышала и двух дюймов, но меня несло прямо на сугроб, и, как оказалось, под ним была глубокая лощина. Ночью температура немного поднялась, снег подтаял… Короче, я оказался на одной линии со снежной кучей.

Уилли закурил.

— Какая там была глубина? — спросила Модести.

— Как оказалось, двадцать или тридцать футов. Не очень-то много. На скорости сто двадцать миль в час ты пролетишь эти тридцать футов как пуля и прямиком угодишь в скалу. Но вот тут-то у меня и появилась одна идея.

Он затянулся, вспыхнувший кончик сигареты на мгновение осветил его улыбающееся лицо.

— К тому моменту я летел уже секунд двадцать, как раз подошло время подумать. А до падения оставалась всего пара секунд. Я летел вперед, прямо на засыпанную снегом лощину. И тут меня осенило: учитывая, что двигался я горизонтально, а лощина — даже, скорее, не лощина, а просто глубокий овраг — повторяла уклон хребта, похоже, можно было спикировать в снег под углом, а это означало, что от скалы меня теперь будет отделять не менее семидесяти или восьмидесяти футов снега.

— И тебе это удалось…

— Не совсем. Разворачиваясь ногами вперед, я едва не сломал себе позвоночник. В следующее мгновение я — представь, сидя на стуле! — воткнулся в снег и со страшной скоростью принялся бурить туннель к середине оврага. Между прочим, я в любом случае пробил бы весь снег насквозь и грохнулся бы об скалу. Может, и выжил бы, но остался бы калекой, это уж точно. Но мне снова повезло.

— И что на этот раз?

— Я толком не разглядел — мне сразу же залепило снегом глаза. На такой скорости их едва не вдавило мне в череп, дышать было нечем, но сознания я не потерял. Вообще-то, меня спас стул. Он мчался впереди меня и его днище утрамбовывало снег — получался такой квадратный туннель, в котором я летел за своим стулом. Красивый туннель, между прочим. Потом я его внимательно рассмотрел. Вдруг мой стул еще раз вздрогнул, послышался какой-то глухой звук, мы остановились, и я не врезался в скалу. Стул натолкнулся на что-то мягкое, и вот тут начался ад кромешный: вокруг меня что-то двигалось, мой стул вертели во все стороны, отовсюду неслось блеяние и меканье.

— Овцы? — Модести почувствовала, что он едва сдерживает смех.