Недоступная девственница

Через пять минут она уже спала на коленях Уилли Гарвина. Он улыбнулся и накинул ей на ноги одеяло.

Уилли Гарвин никогда не сомневался в себе. И если его способности были поистине неограниченными — что он не раз доказывал, и не только себе, — то он прекрасно понимал, что развила их Модести Блейз. Она уже устала разубеждать его, да в этом и не было никакого смысла: Уилли превратился в язычника и поклонялся одному-единственному божеству — Модести. Когда несколько лет назад он один преградил дорогу пяти потомственным ниндзя из Осаки, те сразу же поняли, в чем его уязвимое место. Не желая искушать судьбу и рисковать столь ценными для будущего страны Восходящего Солнца кадрами, они подослали к ней наемных убийц, и Уилли Гарвин в одиночку убил вначале слуг, а потом и их хозяев. Последний бой длился всего пять минут — в среднем по минуте на каждого высокородного самурая. После него на родовом кладбище Окинавы появились пять свежих могил, а щеку Уилли украсил рваный шрам. Он хотел сделать пластическую операцию, но Модести запретила: шрамы украшают мужчину, так, кажется, она тогда сказала. Уилли знал, что в ту ночь после поединка она хотела быть с ним. Все зависело только от него, но дружба крепче любви. Так он решил в ту ночь. Но все эти годы знал, что на самом деле решение приняла Модести.

Сейчас он смотрел на свое божество и размышлял, — не о том, как ему повезло, что он остался жив, сверзившись с высоты трех тысяч футов на колючие горы Франции: он был счастлив, что судьба подарила ему восемь лет с Модести.

Удивительно, что он так много значил для нее. Она не любила говорить об этом, но сейчас Уилли понял. Это чудо никогда не переставало восхищать его — она была его богом, но она была и человеком, женщиной. Только самому себе Уилли мог признаться, что видит в ней женщину, — что же касается других, то их точка зрения его никогда не интересовала. Он понимал, что Модести не верх совершенства, но и со всеми своими недостатками она была его идеалом хотя бы из-за своей уникальности.

Особая женщина, иногда говорил Уилли, и если кто-то позволял себе сомнения, то позже очень об этом сожалел. Он называл ее Принцессой, и для него это имя имело особый смысл, как, впрочем, и все, связанное с Модести. Для него она всегда была принцессой — в этом была и их близость друг к другу, и вечная отстраненность. Иногда она позволяла ему быть свидетелем своей слабости, незащищенности, и тогда он обращался с ней, как с заболевшим ребенком. Но при этом она всегда оставалась принцессой, такой, какой он увидел ее первый раз, такой, какой она была сейчас. И Уилли не хотел перемен.

Одному Богу известно, что ей пришлось пережить, думал Уилли. Брюнель и все эти ублюдки. Позже она расскажет. Но ей удалось то, что не под силу ни одному человеку, она свалила этого монстра. А больше всего ее потрясла мысль о смерти Уилли. Неудивительно, они столько лет были вместе.

Раньше, когда она смеялась, в уголках ее глаз всегда появлялись легкие морщинки и улыбка ее повисала словно в воздухе — Модести могла выйти из комнаты, а улыбка оставалась вместо нее; сейчас эти морщинки исчезли. Похоже, за эти дни она вообще разучилась смеяться. А Уилли так любил ее смех. Может, она еще оправится, с надеждой думал он.

Через некоторое время их позвал Джайлз. Модести сразу же проснулась. Уилли зажег свет, и они подошли к Лизе. Перевязав ее, Джайлз категорически запретил какие бы то ни было разговоры и отослал их спать. Или дежурить, как им больше нравится. Глаза его покраснели от усталости, но он, похоже, не понимал, до какого состояния довел себя.

— Молчать и не вмешиваться в мои дела, — приказал он. — Лиза вас не касается.

— Но тебе надо отдохнуть, дорогой, — настаивала Модести.

— Позже, — лаконично отвечал Джайлз.

Вскоре он снова окликнул их.

— Я понимаю, что вам не терпится начать охоту на этих негодяев, — спокойно сказал он, когда Модести и Уилли подошли к нему. — Я с радостью пошел бы с вами, но не могу оставить Лизу. Занимайтесь своим делом, а ее предоставьте мне. Пусть даже она будет моим последним пациентом, я поставлю ее на ноги.

Глава 13

Модести проснулась с первыми лучами солнца. Открыв глаза, она увидела перед собой широкую спину Уилли, перегородившую узкий вход в пещеру. Пещера находилась в точке пересечения двух длинных хребтов, образующих ноги Недоступной Девственницы. Прямо от входа начинался пологий спуск в глубокое ущелье. Стены ущелья были настолько крутыми, что в некоторых местах уходили вверх под отрицательным углом. И ущелье, и холм с пещерой представляли собой часть большого горного массива, находившегося на территории двух стран.

Приложив к глазам бинокль, Модести внимательно изучала серые стены ущелья, сплошь поросшие травой и кустарником. Дно застилал густой туман — испарение было настолько интенсивным, что скалы буквально «рыдали» — по ним стекали крупные капли воды. И все же, несмотря на конденсацию, в нижней части ущелья тоже была обильная растительность.

На вершинах хребтов росли высокие папоротники — видимо, из-за большой влажности их стебли выглядели стишком тонкими, недоразвитыми. Одним словом, долина производила весьма гнетущее впечатление.

— Значит, вот здесь лежит золотая жила Новикова, — Модести опустила бинокль. — Ты спускался вниз, Уилли?

— Да, вчера рано утром. Проверял варианты отхода.

— Золота, конечно, не нашел?