Ужас на поле для гольфа. Приключения Жюля де Грандена

22
18
20
22
24
26
28
30

– Для меня все это непостижимо, де Гранден, – признался я, когда мы ехали домой. – И пусть меня повесят, если я смогу понять, как человек превращается в чудовище сразу, едва только поносит эти цветы. А женщина сопротивлялась влиянию твари неделю или больше.

– Да, – согласился он, – это странно. Я думаю, что это случилось потому, что оборотничество – это внешний и видимый знак силы зла для человека, уже погруженного в грех, а эта женщина была чистой сердцем. У нее было то, что мы могли бы назвать более высоким иммунитетом от вируса кровавого цветка.

– А разве не существует старинного поверья, что оборотня можно убить только серебряной пулей?

– Ah bah, – отвечал он со смехом. – Что знали старые легенды о могуществе современного огнестрельного оружия? Parbleu, если бы у доброго святого Георгия сегодня была военная винтовка, он мог бы убить дракона, не приближаясь больше, чем на милю! Когда я боролся с этим вервульфом, друг мой, у меня в руке было что-то более мощное, чем суеверие. Morbleu, но я сделал в нем дыру, достаточно большую, чтобы прогуляться в ней!

– Это напомнило мне, – добавил я, – о том, как мы будем объяснять это дело в полиции?

– Объяснять? – эхом отозвался он. – Nom d’un bouc, мы не будем ничего объяснять: я всем распорядился сегодня днем. Он похоронен под корнями ясеневого дерева, с огневой раной в сердце, чтобы удержать его в земле. Его греховное тело не восстанет снова, чтобы напасть на нас, я уверяю вас. Известно, что у них есть привычка к исчезновению. Отлично. На этот раз повторного появления не будет. Мы покончили, покончили с ним навсегда.

Мы проехали еще одну милю или около того в молчании, затем мой собеседник резко толкнул меня в бок.

– Это излечение леди-вервульф, друг мой, – признался он, – сухая работа. Как вы думаете, в подвале найдется целая бутылка бренди?

Пророчица под вуалью

– Но, мадам, то, что вы рассказываете – невероятно, – говорил Жюль де Гранден модно одетой молодой женщине, когда я вернулся в свою смотровую после утренних вызовов.

– Может, это и невероятно, – призналась гостья, – но это точно так. Говорю вам, она была там.

– Ах, mon cher Троубридж, – вскочил де Гранден, увидев меня в дверном проеме, – это мадам Пеннемэн. У нее замечательная история. Мадам, – он торжественно поклонился нашей посетительнице, – будьте добры, расскажите все доктору Троубриджу. Это его заинтересует.

Молодая леди скрестила свои стройные ноги в серых шелковых чулках, поправила короткое платье из черного атласа, чтобы прикрыть хотя бы часть коленей… и посмотрела на меня неподвижным мечтательным взглядом ученика, произносящего зазубренный урок.

– Меня зовут Наоми Пеннемэн, – начала она, – мой муж, Бенджамин Пеннемэн – он из фирмы по импорту шоколада «Пеннемэн и Брикстон». Мы женаты шесть месяцев и переехали в Харрисонвилль после свадебного путешествия три месяца назад. У нас дом Бартона на Танлоу-стрит.

– Да? – пробормотал я.

– Я услыхала о докторе де Грандене от миссис Норман. Она сказала, что он спас ее дочь Эстер от какого-то ужасного старика – поэтому я пришла с этим делом к вам. Я бы не посмела пойти с ним в полицию.

– Гм, – пробормотал я, – но только…

– Это о моем муже, – продолжала она, не дав мне времени на то, чтобы сформулировать вопрос. – Эта женщина… или некто… пытается отвратить его от меня!

– Хорошо, моя милая юная леди, разве вы не думаете, что лучше бы посоветоваться с адвокатом? – возразил я. – Врачи обычно заботятся об эндокардите, но не берутся за дела, связанные с делами сердечными, как вы знаете.

– Mais non[156], друг мой Троубридж, – возразил де Гранден с непонятной усмешкой, – вы неверно поняли заявление мадам. Я думаю, возможно, она намеренно говорит: «женщина, или некто» замыслил отвратить ее мужа. Продолжайте, мадам, пожалуйста.