Он поднялся и отодвинул затвор, закрывающий глазок в толстых панелях двери; затем, опустившись на колени, вытащил проволочки и начал работать над замком.
Вглядевшись в крошечный глазок, я увидел часовню, имеющую круглую форму, с напольными плитами из полированного желтого камня, инкрустированные там и сям пурпурными бляшками.
В сиянии шаткой желтой лампы над алтарем и в мерцании нескольких оплывших церковных свечей, я увидел, что помещение было увенчано сводчатым потолком, поддерживаемым рядом сходящихся арок, а портал каждой арки крепился резным изображением огромной человеческой ноги, которая покоилась на короне отвратительной получеловеческой головы, попирая ее и придавая ей адскую гримасу смешанной боли и ярости.
За желтой лампой святилища виднелся алтарь, к нему вели три низкие ступени; на нем находилось высокое деревянное распятие, с которого была снята фигура, и к которому пригвоздили, как непонятную карикатуру, огромную черную летучую мышь.
Скобы, прикрепляющие бедное животное к кресту, должны были поранить его неминуемо, потому что оно яростно стремилось освободиться. Я приглушенным шепотом описал эту отвратительную сцену де Грандену, пока он работал с замком, потому что, несмотря на отсутствие признаков жизни, кроме замученной летучей мыши, я чувствовал, что меня в темноте слушают чьи-то уши.
– Хорошо! – хмыкнул он, справившись со своей задачей. – Возможно, мы еще успеем, добрый друг.
Когда он говорил, раздался резкий щелчок, и тяжелые болты двери отскочили под давлением его импровизированной отмычки.
Медленно, осторожно, дюйм за дюймом, мы заставили большую дверь повернуться. И пока мы были заняты этим, из задней части круглой часовни раздались мягкие приглушенные звуки григорианского пения, и что-то белое стало приближаться к нам сквозь тьму.
Это был человек, одетый в латы из черной стали, которые покрывал белый плащ, украшенный перевернутым страстным крестом. В руках он нес широкую чашу, наподобие тарелки для милостыни. В ней лежал мерзкий нож с кривым лезвием.
Он поднялся вверх по ступенькам к алтарю, издевательски преклонил колена, поставил чашу, и затем, грубо хохоча, плюнул на перекладину креста и опустился вниз.
Словно по сигналу из мрака вышли люди в латах, расположившись в два ряда, – справа и слева от алтаря, вынули свои длинные мечи из ножен, сдвинули их вместе, образовав между рядами арку из сверкающей стали.
Так тихо, что я скорее почувствовал, а не услышал, де Гранден подавил вздох, когда лезвия сошлись с лезвиями. Еще двое вооруженных мужчин, каждый из которых нес дымящееся кадило, шагнули вперед под кровлю стали. Запах ладана сделался сильным, едким, сладким, и он дурманил наши головы, как дым каких-то проклятых наркотиков. А потом наши глаза расширились при виде фигуры, медленно двигавшейся позади латных служителей.
Церемонно, шаг за шагом, она выступала, как невеста, идущая под сенью поднятых мечей на военной свадьбе, и мои глаза ослепли от ее красоты. Молочно-белая, изящная и гибкая, как очищенная ивовая лоза, одетая только в драгоценную красоту своей жемчужной белизны, с длинными бронзовыми волосами, разметавшимися с бледного лба к покатым плечам, прибыла Данро О’Шейн. Ее глаза были закрыты, как во сне, и на ее красных, пухлых губах лежала мечтательная полуулыбка невесты, которая шествует по проходу, чтобы встретить своего жениха, – или неофита, идущего к алтарю, чтобы овладеть своей новой профессией. И когда она двигалась, ее гибкие, длинные пальцы медленно взмахивали взад и вперед, творя фантастические арабески в воздухе.
– Приветствуем тебя, Кифера, Царица и Жрица и Богиня! Приветствуем тебя, Дающую Жизнь и Бытие своим слугам! – раздалось общее приветствие двойного ряда латников; они вместе подняли мечи в боевом салюте, затем опустились на одно колено в приветствии и поклонении.
Некоторое время обнаженная жрица стояла перед алтарными ступеньками; затем, как бы влекомая вперед непобедимой волей, она поднялась. И мы услышали соприкосновение мягкой плоти с каменным полом, когда она бросилась вниз и преклонилась в полном самоуничижении перед мраморным алтарем и оскверненной Голгофой.
– Все готово? – раздался вопрос, и закованная в латы фигура вышла из тени и шагнула к алтарю.
– Все готово! – ответил один голос.
– Тогда принесите пасхального ягненка, ягненка без шерсти! – эта громкая команда вызвала у меня дрожь.
Два латника тихо выскользнули, мгновенно возвратившись с извивающимся телом маленького мальчика – пухлого голого ребенка, который боролся и пинался, оказывая такое сопротивление, какое позволяли его силы, и громко призывал «маму» и «бабушку», чтобы спасти его.
Убийцы положили маленького человечка у алтарных ступеней; затем один из них жестко схватил его пухлые, в ямочках, руки, в то время как другой оттянул его ножки, отступил на шаг – так, что тело младенца оказалось над жертвенной чашей.
ebooksa