Золото

Жизнь нашего лагеря продолжает идти своим чередом, и в один прекрасный день Герман объявляет о прибытии оборудования: уж лучше поздно, чем никогда. Наконец-то что-то будет происходить, вновь охватит меня горячка действия. Рабочие тоже очень этим довольны, потому что бездеятельность им тоже действует на нервы, а они уже привыкли к тому, чтобы жизнь кипела.

Когда сроки устанавливаются, оставляю лагерь на Пунтаренаса, Ксионару на дуэнью, а сам с пятнадцатью мужичками еду забирать оборудование. Останавливаемся в «Лос Модос», баре-пульперии на полдороги между Ринкон и панамериканским шоссе и ждем. Ждем четыре дня, четыре длиннючих дня, в течение которых мои люди из-за недостатка других занятий смотрят, чего бы такого отчебучить, бегают за девицами и устраивают потасовки.

Мы заняли бар к огромному ужасу хозяина, который все время сушит голову, как оно все кончится: его тринадцатилетняя дочка все время делает мне тайные знаки. В какой-то из этих дней проезжающий мимо джип останавливается и оттуда высаживаются четверо грингос. Два парня и две девушки. Все они в шортах и теннисных туфлях, типичнейшие туристы, ищущие необычных впечатлений и несколько перепуганные собственной смелостью. Когда же они заходят, от того, что видят, у них спирает дыханье в груди. Я сижу посреди зала — с обритой башкой и черной повязкой на лбу. Под мышкой у меня сорокчетверка и револьвер 38 калибра на поясе. Стоящий у меня за спиной Моргон делает для меня самокрутку, а Чиче чистит сапоги. По всему залу, на стульях или же на мешках с рисом, сидят мои люди, тоже с обритыми головами, у большинства в руках пистолеты или ружья. Туристы некоторое время мнутся, после чего направляются к бару с делаными улыбочками на губах. Девицы чувствуют взгляды моих ребят, нацеленные на их голые ножки. Они быстренько выпивают свою кока-колу и тут же выходят. Их уход сопровождается парочкой комментариев по-испански относительно попочек у американок. И они буквально удирают на своем джипе. Не было сказано буквально ни слова, но я уверен, что они пережили самые трудные моменты в собственной жизни.

Когда же механизмы наконец-то прибывают, пульперо с облегчением приветствует наш отъезд. Переезд через джунгли и подъем по склону становятся очень трудным делом, потому что уже начались дожди. На это нам требуется целых два дня. У нас имеется экскаватор с ковшом и лебедкой, трактор с двойной тягой, громадные каноа на колесах, насос с полным комплектом труб и целая куча более мелких вещей, в том числе и запасы еды.

Я совершенно не разбираюсь в машинах, но, тем не менее, ошарашен древним видом нашего главного устройства: экскаватора. Это огромная, совершенно ржавая машина, которая наверняка еще работала на строительстве панамериканского шоссе в 1943 году.

— Фабио, ты у нас механик, так что ты об этом думаешь?

— Ну, если честно, то даже предположить не могу, что нечто подобное может еще работать.

— То есть, это куча древнего дерьма?

— Дерьмо или нет, этого я не знаю. Может она работает и хорошо, но уж наверняка старинное. Все это слепили из разных частей различных моделей, но работать должно.

Дай Бог, чтобы он оказался прав! Надеюсь и на то, что Герман знает, что делает, и что наши придурки вновь не прислали мне какую-то гадость. Экскаватор затягиваем на склон с помощью трактора, люди пихают каноа, мы проезжаем через двор Демезио, где, как и всегда, сносим ограду, исправленную после нашего последнего проезда: да, выдержка этого типа меня удивляет.

Сразу же по прибытию все тут же настраивается на работу. Экскаватор накладывает грунт в каноа. Мы установили его на берегу, а водой его снабжает новый насос, подключенный к трактору: подобная система, которой я чертовски горжусь, позволяет справляться с недостатком воды. Буквально за один вечер экскаватор очищает всю землю, которая обрушилась со склона.

На следующий день, когда экскаватор начинает снимать новый слой почвы, крепление ковша выгибается и лопается после часа работы. На сей раз я уже взаправду впадаю в бешенство. Этот сукин сын Герман сознательно саботирует мою работу и вечно присылает какое-нибудь дерьмо: с самого начала эта сволочь поступает как самый распоследний кретин.

Даже не знаю, как назвать мое разочарование. Когда я уже проникаюсь всей силой нового оборудования, то представляю, сколько же можно было сделать, имея такие машины раньше, да еще в хорошем состоянии. За один день она может выполнить такой объем работы, которую вручную нужно делать месяцев шесть. А если бы она была еще и новая! Герман же купил самую ужасную дрянь, которую только мог найти, чтобы сэкономить пару грошей, но я подозреваю, что он делает это сознательно.

Я разочарован даже вдвойне, потому что после долгого периода бездеятельности собирался взяться за работу со всеми силами. В тот же вечер провожу с Германом разговор, а точнее — попытку разговора, потому что связь очень плохая. Дискуссия проходит бурно, но, если я слышу его превосходно, он меня вообще не понимает. До него доходит лишь то, что машина испорчена, и этот трус, эта тварь из своего кабинетика еще имеет наглость обвинять меня в небрежности и плохом обращении с техникой. Тут я обзываю его самыми нехорошими словами, но связь окончательно прерывается.

* * *

Через три дня отправляюсь в Пуэрто Хименес и звоню Герману. Тот рассыпается передо мной в извинениях:

— Я немного разволновался, и мне неприятно, что наговорил тебе такого. У меня для тебя две новости, одна хорошая, а вторая плохая. Сначала хорошая: очень скоро у нас будут все документы по концессии, наконец-то все устроилось. А плохая новость — это та, что подписан приказ о твоем аресте за контрабанду наркотиков. Только бояться не надо, ничего серьезного, самое главное, что документы у нас в руках.

И все это он мне выкладывает, как будто ничего особенного и не случилось! Другими словами, вся полиция страны идет по моему следу, и в любой момент меня могут арестовать. Я бросаю трубку, мне срочно нужно возвращаться на прииск. По дороге, когда в очередной раз сбиваю ограду Демезио, раз за разом раздаются два выстрела, и пуля 22 калибра попадает в дверцу машины; еще чуть-чуть, и мне была бы хана.

Этого еще не хватало! Выскакиваю из автомобиля и, держа взведенную сорокчетверку в руке, разыскиваю сукина сына, но эта тварь хорошенько спряталась, так что возвращаюсь ни с чем. А жаль! Чучело из его головы хорошо бы смотрелось в нашей столовой рядом с фотографией Барбарохи.

Вечером обдумываю ситуацию. У меня нет ни малейшего желания дать себя арестовать как какого-то обыкновенного бандита. Если Герман хочет войны, он будет ее иметь.

На следующий день высылаю Джимми в Сан Хозе.