Золото

Тонио рассказывает мне о высохшем русле, откуда он сам выкапывает золотоносную породу; затем он грузит его в мешок, перетаскивает к речке, что протекает в пятидесяти метрах далее, а там уже промывает, получая грамм пять чистого золота в день. Именно что-то такое мне и нужно, потому что, имея машину, я могу подвести воду и увеличить производительность. Проблемой является то, что место это находится в глубине парка, часах в полутора дороги отсюда. Даже подниматься туда запрещено, не говоря уже про работу с бомбой. Я выхожу с Тонио на разведку и проверяю, не наврал ли он. Место богатое, но вот добраться туда ужасно трудно. Дорога слишком крутая для лошадей, и, похоже, будет чертовски весело затаскивать туда оборудование.

Возвращаемся. Перспектива работы меня возбуждает.

— Дэйв, возьмешь лошадей и отправишься в Лас Пальмас купить две двадцатилитровые канистры бензина.

— Но… неужели ты собираешься затаскивать двигатель туда?

— Именно, как раз там я и собираюсь поработать.

— Но ты же видел тот склон, лошади никак не смогут пройти.

— А кто говорит о лошадях? Все затащим на себе. Тебя же не пугает это мизерное расстояние?

— Как раз пугает. Тут и так барахтаешься, даже без груза… Нет, это сумасшествие!

— Видишь как все прекрасно сложилось, ведь тут одни сумасшедшие. Ладно, поспеши, если хочешь вернуться до полуночи. Всю открытую часть дороги нам надо пройти, когда ничего не видно, иначе кто-нибудь да донесет охранникам. Ну, пошел!

Выходим ночью, будто заговорщики; на одной лошади двигатель, на другой бензин. Животные устали после дороги в Лас Пальмас и с трудом добираются до склона. Вот тут начинается самое веселье! Склон намного хуже, чем я себе представлял. Он просто ужасный. Мы скользим, даже когда руки не заняты. Чертов двигатель ужасно тяжелый, к тому же за него никак не ухватиться. Единственный выход — чтобы каждый по очереди тащил его на спине. Как ни подкладывай джутовый мешок, всегда в каком-нибудь месте в спину врезается металлический край. Худые будто щепки Дэйв и Тонио навряд ли потащат железяку. Поэтому каждому из них даем по канистре с бензином, к тому же к поясу добавочно привязано по паре десятков метров труб, потому что одна рука обязательно должна быть свободна, чтобы имелась возможность цепляться за деревья. Мы с Клодом попеременно тащим двигатель. Из-за дизентерии, недостатка сна и пищи я ужасно ослабел и едва-едва карабкаюсь на гору. Каждый десяток метров передаю груз Клоду. К счастью, он привык г горам и творит чудеса. Он передвигается на целых тридцать метров, медленно, но уверенно: о том, чтобы упасть нет и речи, железяка просто раздавит его или, что будет еще хуже, двигатель упадет и покатится вниз.

Пока один из нас тащит двигатель, второй, из-за множества змей, расчищает ему путь. Когда тащишься в полусогнутом из-за тяжести состоянии, цепляясь одной рукой за корни и ветки, нет никакой возможности отразить неожиданную атаку.

Подъем забирает у нас целый день. Когда мы добираемся до реки, у меня перед глазами вертятся багровые круги, голова кружится и приходится прилечь. У меня желание проваляться так всю ночь, но это невозможно, поэтому я вновь отправляюсь в путь на ватных ногах.

* * *

Назавтра, рано утром, мы уже на месте. Пока я подготавливаю каноа, Клод с Дэйвом запускают двигатель. Тот заводится на самых высоких оборотах, и Дэйв, перепуганный шумом, который раздается в лесной тишине, выключает его. А после этого его уже не удается запустить никакими усилиями. Мы пробуем все на свете, как сумасшедшие дергаем этот чертов шнурок, скаля зубы от ненависти. У меня желание разбить его на кусочки и раскидать во все стороны; мы ругаемся и богохульствуем, проклинаем все на свете, только это никак не помогает. Молчащая и недвижная куча железа издевается над нами. Никто из нас не понимает в механике ни на грош, впрочем, у нас нет даже отвертки! Все бесятся от злости, а я чувствую их беспокойство перед тем, что их ждет.

Помолчав, я изрекаю:

— Хрен с ним, забираем его.

Это может показаться безумием, но я упрям и привык доводить до конца то, что начал. Мы сделаем это, даже если придется сдохнуть. Это единственный выход, и сраный двигатель не будет нам указывать: здесь приказываю я.

Спускаем двигатель вниз, то подталкивая, то неся на спине, и каждый испытывает желание легонько толкнуть его так, чтобы чертова машина скатилась на самый низ и там разбилась о камни.

Когда мы добираемся до дома, еще не темно. Все разбиты, но я не могу позволить, чтобы пала мораль. После единственного поражения нельзя опускать руки!

— Дэйв и Клод, грузите лошадей, вы еще успеете на лодку Чино, которая отплывает в Гольфито из Плайя Бланка в четыре утра. Поищете там механика, пусть он исправит это, и возвращайтесь.

— Но мы же никакие. До Лас Пальмас ужасная дорога, усраться же можно.