— Не унывает!
Но больше разговоров было о душегубце Клешне. Его разглядывали до тонкости и ни одно движение не уходило от внимания зрителей, с утра до вечера льнущих к окну.
— Пымали, когда, он без бороды был. А теперь, вишь, выпутает поманеньку. В роде сознаваться начинает!
— Правильно было сказано: «борода подрезана». Вишь, она у него какая рубленая.
— Теперь все равно попался. Бороду нечего скрывать. В настоящем виде показывается.
— А почему на ем колпак от такой?
— Известно для чего! Для отводу глаз. Сказано в бумаге-то: часто меняет одежу.
— Правильно! Кабы честный человек был, колпак не носил бы!
Местные власти по несколько раз в день допрашивали Клешню. Уговаривали его во всем признаться и сказать, куда он запрятал тело Беспрозванова. Допрашивали и есаула. Допрашивали их вместе и врозь. Старались сбить их или запугать самосудом, — но оба преступника держались первоначального показания и утверждали, что они знать ничего не знают и о бандите Клешне первый раз услыхали тогда, когда к ним в сад приходили Беспрозванов с писарем.
Не добившись ничего путного от арестованных, местное начальство под усиленным конвоем отправило их в Порточино для дальнейшего следствия.
В самый день прибытия арестованных бандитов в уездную милицию, там была получена из Карманова бумага довольно странного содержания:
— «Карманумилиция, — говорилось в этой бумаге, — сообщает, что бандит, известный в трудящемся крестьянстве под именем Клешни, сего числа пойман карманумилицией. Пострадавшим от незаконных действий оного социально-опасного элемента порточинцам, как-то: грабеж, конокрадство, убийство или кража, предлагается явиться в Карманово для опознания элемента».
В Порточине эта бумага вызвала недоумение. Подумали
— «Порточумилиция, — написал писарь, — доводит до сведения Карманумилиции, что порточинские пострадавшие производят опознание Клешни в своем уезде, где задержанный вместе со своим есаулом Клешия находится под арестом двенадцатые сутки. Желающие пострадавшие кармановцы приглашаются для опознания оных в порточумилицию».
Старая вражда между уездами разгоралась от этих бумаг необычайно остро. Бумажки сыпались из уезда в уезд дождем. Бумажки обидные, издевательские, насыщенные презрением. Нарочные с этими бумажками, встречаясь на дороге, переругивались неприличными словами и, разойдясь каждый в свою сторону, долго оглашали воздух прощальными приветствиями:
— У-хо-ре! Зы! — кричал посланный с порточинской бумагой.
— Ко-зло! Дои! — надрывался кармановец.
В конце концов в распрю вмешалась губернская милиция. Ознакомившись с делом, губернское начальство установило, что Клешня пойман только один. И поймала его не порточинская, а карманумилиция. В Порточине же томились в заключении совершенно неповинные люди.
Порточинского Клешню немедленно освободили вместе с эсаулом. Клоун вышел, тут же сел на крыльцо и заплакал. Плакал он молча, без звука, как плачут на экране кино. Только плечи его подергивались, как крышка на кастрюле с кипящим молоком.
Порточинцы утешали его:
ebooksa