Ранов жил в четвертом этаже. Он знал, что за этой боковой стеной уже нет соседних квартир, что стена эта наружная, глухая, сплошь из красного кирпича. Никакой звук с улицы не мог проникнуть через эту стену. Крысы тоже не могли произвести такого шума. Осталось предположить, что эти крики и стуки исходят из нижней или верхней квартиры. Ранов сходил в эти квартиры. Там удивленно раз «ели руками: здесь ничего не слышали. Тогда он зашел к управдому и повел его к себе.
Управдом встал у стены, долго прислушивался, потом в недоумении повернулся:
— Нет. Ничего не слышу. Вы, вероятно, ошиблись.
Ранов тоже не услышал не малейшего шума. Стук больше не повторялся. Вместе с управдомом он вышел на улицу и снаружи осмотрел стену. Огромная стена, освещенная последними лучами мартовского солнца, казалась багрово-красной. В ней не было прорублено ни одного окна. Все возможные предположения скоро были отброшены, как нелепые. Допустить, что в стене замурован человек и что это он стучал оттуда, призывая на помощь, — было нельзя, во-первых, потому, что в стене он уместиться не мог; во-вторых, для этого нужно было бы разобрать степу на высоте четвертого этажа и сделать это или с улицы, или из комнаты инженера. Но никаких следов в кабинете Ранова не было. Да и такая операция, конечно, не могла бы в квартире пройти незамеченной. С улицы это можно было бы сделать только при помощи большой лестницы, достигающей четвертого этажа дома. Но и это было бы, конечно, замечено жильцами дома. Да и затем, вообще, какому преступнику придет в голову замуровывать живого человека в стене, да еще на высоте четвертого этажа?
Ранов так и вернулся домой, совершенно не представляя себе, как можно объяснить происшедшее. В этот вечер стуки больше не повторялись На другой день он вернулся домой только около полуночи, прошел в кабинет и, подойдя к стене, стал прислушиваться. Все было тихо.
На третий день Ранов, как обычно, вернулся с работы, сидел и читал. Вдруг, неожиданно, в стене раздался резкий стук. Ранов вскочил, подбежал к стене и явственно услышал нечеловеческие крики, которые умолкали, как только начинался размеренный, ритмический стук.
Он выбежал из комнаты и немедленно вызвал управдома. Тот пришел, прижался ухом к стене, но через минуту с ужасом отскочил от нее и испуганно пробормотал:
— Да, тут что-то и ладное!. Не понимаю. Ничего не понимаю.
Он подошел к телефону, позвонил в Уголовный Розыск и торопливо рассказал о случившемся. Оттуда сообщили, что через час приедет агент с собакой…
За несколько минут до агента крики и стуки неожиданно прекратились… Это было в то же время, что третьего дня. Часы показали б часов 40 минут вечера — время захода мартовского солнца в Ленинграде и его округе Агент Угрозыска не раз прикладывал ухо к стене, но так ничего и не услышал. Ранов упросил его остаться на ночь. Ночью шума за стеной не было.
Рано утром собака залилась громким лаем и перебудила всех квартирантов. Ранов выбежал из спальни и застал агента у телефона. Он звонил в отделение и вызывал наряд милиционеров; затем он взял собаку на цепь, спустился в квартиру управдома и дошел с ним осматривать подвальные помещения. Он надеялся найти в стене потайной ход. Но нигде ничего похожего не было.
Тогда агент решил, что остается только проломить в этом месте стену и сделать это или с улицы, или из комнаты инженера. Тем более, что настойчивый стук и крики не умолкали.
Решили ломать стену с двух сторон. Для этого вызвали пожарную команду с лестницей и отрядом топорников.
Через пять минут пожарные были у дома. Пока устанавливали огромную лестницу, собралась целая толпа любопытных.
Молодой пожарный, с едва пробившимися усиками, быстро полез вверх по лестнице, сверкая на утреннем солнце своей медной каской. Все подняли головы вверх и следили, как он поднимается все выше и выше.
Наконец, на уровне 4-го этажа он остановился и стал пристально во что-то вглядываться. Он рассматривал маленькое отверстие в полкириича величиной. Это был душник, какие обычно делаются для вентиляции в стенах домов. Пожарный засунул в него руку по самое плечо, но… через мгновение вдруг резко вскрикнул, выдернул руку и стал торопливо спускаться вниз, быстро скользя по ступенькам.
Он соскочил на землю, что-то лепетал и бледный от страха разглядывал правую руку. Около него столпились и увидели, что на указательном пальце у него была маленькая ранка, из которой сильно текла кровь. Пожарный весь дрожал и торопливо говорил:
— Больше не полезу туда! Ткнул я рукой во что-то живое и мохнатое, а он мне чем-то острым проколол палец, да еще хотел задержать меня, когда я выдернул руку.
Из толпы вышел молодой парень.
— Позвольте мне! Я хочу туда слазать.