После этой процедуры зажгли свет и все бросились к урне. Никакой пачки там не оказалось.
— Что ж, товарищи, значит всем погибать? — со слезами на глазах спросил Архангелов.
— Зачем же всем?… Неопределенно заметил Пров Провыч.
— Не всех, а кого-то по головке не погладят… — поддержал его Козин.
Снова ругались, упрекая друг друга в отсутствии порядочности, в экономической контр — революции и во всех смертных грехах.
Архангелов зачем-то становился на колени, бил себя кулаками в грудь, не то умолял, не то проклинал кого-то, просил пощадить его седины и жизнь малолетних детей, хотя никаких детей у него не было. Потом успокоился и попросил у кого-нибудь папиросу.
Папирос не оказалось.
Шарили по всем углам, собирая окурки. Когда выкурили все, пахнущее табаком, наступили самые тяжкие муки.
Время ползло удивительно медленно. Трое обреченных передумали всю свою долгую жизнь, от первых проблесков сознания, учли все ошибки, вспомнили все заблуждения. Жуткое молчание давно уже не прерывалось ни одним словом. Даже дышать старались бесшумно. Когда у кого — либо нечаянно вырывался вздох, он его подавлял и исподлобья косился на остальных.
Под полом шумно возились мыши, справляя какой-то свой мышиный праздник. Иногда раздавался отчаянный писк, как будто кого-то терзали нестерпимыми пытками.
Медленно и четко тикали большие часы с недельным заводом. Если вслушаться, то можно было разобрать, как отчетливо выговаривает маятник: «По-зор… Тюрь-ма… Рас-стрел»..
Откуда-то издалека наростал зудящий, непрерывный, тоскливый звук. Начался он с гудения низкой басовой струны и постепенно поднялся до противного, скрипучего фальцета. При максимуме напряжения звук слился с пронзительным звонком.
— Первый трамвай, — шепотом, как в присутствии покойника, сказал Пров Провыч.
— Шесть часов, — в тон ответил Козин.
— Через два часа придет Мымрин… Он все выяснит… он выяснит…
Все почему-то вздохнули.
Что должен был выяснить Мымрин? Каким путем он это мог сделать? Над этим никто не рассуждал. Каждый почему-то был уверен, что спасенье возможно только с этой стороны. Такова сила авторитета. История с бельем Ханукиной была еще слишком ярка в памяти.
И Мымрин пришел. Пришел ровно в восемь. Очень был удивлен, застав тройку в сборе в такой неурочный час. Затем, со свойственной ему способностью к выводам, сообразил:
— В картишки резались? Ну, кто кого?..
Трое землисто-серых людей встали в торжественные позы.
ebooksa