Врач знаком показывает: — «не удивляйтесь».
— В деревню тебя отправлю, браток, как выйдешь из больницы, там скоро поправишься! — бормочет Глеб, чтобы что-нибудь сказать. — Вот только холодно будет зимой…
— Так ведь там центральное отопление и стоградусный кипяток круглые сутки… — и Клим устало закрывает глаза.
— Уходите! — шепчет Глебу врач. — Все хорошо, не беспокойтесь, организм у него здоровый, и он из этого выкарабкается.
Глеб идет по корридору медленнее обыкновенного, с отрывистыми бредовыми фразами брата в ушах, тщетно стараясь связать их в одно целое.
Сиделки чистят медные дверцы печек, — завтра приемный день. На громадных подносах дымится ужин. Хлопают двери. Фельдшер равнодушно спрашивает: кому клизма? Прерванная было нормальная жизнь больницы торопится нагнать пропущенное время.
«15 августа 1928 г. — операция Глеба Шаврова» — записывает в журнал дежурный врач.
ЖАЖДА
ДВОЕ мужчин следили друг за другом.
Уже десять дней носило их в море в небольшой лодке по воле ветра. В лодке было немного корабельных сухарей и два боченка с водой. Накануне вечером они доели сухари и сегодня утром начали второй боченок с водой. Вначале они распоряжались водой легкомысленно, но потом, по взаимному соглашению, посадили себя на чашку воды в день, — половина этой порции утром, половина — в полдень.
Десять дней! Элдриг спрашивал себя, не десять ли лет прошло с тех пор, как «Морской Король» пошел ко дну, а он и матрос Одвик стали следить друг за другом. Каждый час был хуже предыдущего, терпеть дольше уже стало казаться невозможным и Элдриг начал думать, что самое лучшее — броситься через борт в море.
Мелькнувший в воде плавник акулы удержал его от этого и с потом ужаса на лице Эрлдриг продолжал страдать, как никогда не думал, что человек может страдать. А, ведь, он видел много страданий. Элдриг был врач.
Небосвод был подобен опрокинутой металлической чаше безжизненного голубого цвета. На дне чаши был раскаленный шар солнца, изливавший свирепый зной, какой-то липкий жар, высасывавший жизненные соки из тел двух людей в лодке. Лодка поднималась и опускалась, как бакан; ветра не было. Океан был похож на тусклый остеклянившийся глаз больной собаки. Он был таким уже десять дней.
Элдригу казалось, что день придавил его тяжестью своего зноя. Голова его точно была заключена в футляр из раскаленного металла. Глаза его горели, губы потрескались и язык стал таким толстым, что едва помещался во рту. Тело жаждало влаги, все нервы трепетали ог этого неудовлетворенного желания. Когда он дотрагивался до уключин, они были раскалены. Когда он оглядывался кругом, он видел только тяжелое колыхание волн и пылающую кайму горизонта Когда он смотрел прямо перед собой, он не видел ничего, кроме бочки с водой, а за ней матроса Одвика.
Элдригу не было бы так неприятно, если бы здесь сидел кто-нибудь другой. Или если бы Одвик был человек другого типа. Потому что сначала вражда Элдрига к Одвику была просто враждой одного определенного типа к другому. Теперь она стала непримиримой и личной.
Когда Элдриг смотрел на руки Одвика, он вспоминал, как они отличаются от его рук. Руки Одвика были крупные, волосатые и мозолистые. Они были невероятно грязны. Ногти были обломаны и ободраны, а суставы превратились в узлы сухожилий и костей. Руки Элдрига были длинные, тонкие, быстрые и ловкие в движениях. Они были безукоризненно белые, пока солнце этих последних десяти дней не покрыло их густым золотистым загаром. Это были умные, гибкие живые руки; сильные, красивые, аристократические руки; руки человека, умеющего обращаться с тонкими инструментами.
Полученные отсюда выводы были достаточно ясны. И чем больше он думал, тем яснее они становились.
ebooksa