Мир приключений, 1929 № 05 - 06

22
18
20
22
24
26
28
30

Одинаково равнодушны — командир и боцман, спокойно смотрят они на глубомер. «Ерш» упрямится, воздух убывает, все труднее дышать. Вдруг пухлое лицо боцмана расплывается в широчайшую улыбку. Скалясь, он говорит командиру:

— Всплываем, командир!

Сначала потихоньку, потом все быстрее и быстрее, «Ерш» мчится ввысь, таща за собой страшный, молчаливый груз. Напоминая о себе, мина глухо стучит в рубку. 60… 50… 53… К солнцу и звездам, к ясному прозрачному небу, к благодатному ветерку… 45… 41!.. Вот, вот скоро, ну еще!

Ну, воздуху! Светлеет вода в иллюминаторах. Теперь рядом поверхность, а с нею — спасение. Родимые, желанные берега, чайки. Воздуху, воздуху!

Комиссар смотрит на командира. По жесткому, суровому лицу его пятнами — бледнота. Вот она смерть, — неизбежная, никчемная, смешная. Проклятый груз, проклятый! Никто, кроме трех — командира, комиссара и боцмана, не догадывается, что мина всплывает первая и поднявшийся за ней «Ерш» наскочит на шишаки мины и взорвется. Ничего не знают подводники. Радость спасения влилась буйным, рокочущим потоком в молодые тела, зовет к жизни и солнцу. Смотрит комиссар на молодежь, шевелит бровями. Нет, нет, да захрипит чья-нибудь глотка, зашатается паренек, рванет нетерпеливо рукой ворот форменки, скрюченными пальцами царапнет грудь. Установился в землю комиссар, перелистывает бурные листки бурно прожитой жизни. Вот где умирать пришлось. Белые резали, не дорезали; доктора резали — не дорезали. Вот она, смертушка! Да, не даром прожито, пусть другой так попрыгает, как он, комиссар. Умирать, так с треском. Добром помянут… Там, на верху! Он широко улыбается командиру. Командир дергает уголками губ. Думать о себе и волноваться ему нельзя. Командир не один — вон как смотрят, пусть и умрут так, с надеждой.

— Как глубина?

— Всплываем… 39… 37!

Боцман смежил тяжелые веки. Он смертельно устал. С трудом приходится сдерживать нервы… годы изменяют. — Ничего, хорошая смерть. В одну секунду ничего не станет. Так-то лучше, голубки! — Тужится вспомнить боцман, кто же о нем плакать будет. Старческие глаза пытаются воскресить позабытые родные лица. Ничего не удается. — Внук?.. Никаких внуков нету. Нету и не предвидится!

Трое ждут смерть и только трое знают, как близка она. Кажется им, что вечная ночь кладет тяжелые свои пальцы на усталые плечи. Монотонно гудят электромоторы. В лодке висит переливчатый хрип и сопение. У рулевого рождается детская мысль: рвануть за рычаги цистерн, вихрем взлететь к воздуху, упиться им, бесноваться в диком веселье.

За него это сделал другой. Никто не заметил, как подобрался артиллерист к распределительной доске Электростанции, кошачьим прыжком кинулся к рубильнику, включил его. Застыли подводники, замерли совсем на изнанку красные, мутные глаза. Громом пророкотал выстрел комиссара. Не промахивался комиссар в белогвардейцев, не одному годков поубавил, а теперь на своего дрогнула рука, промахнулся комиссар. Пуля, отбив кусок мрамора, дзигнула в корпус, и, свистя, отлетела рикошетом.

Вспыхнула хриплая ругань. Плевки белой, пузыристой пены, хриплое дыхание, нечеловеческий крик, топот, возня…

Взвизгнули яростно моторы, «Ерш» задрожал. Винты рванули, что-то хлестнуло, проурчало, заскребло, будто злобные железные пальцы морского чудовища яростно рвали обшивку «Ерша». Опять застыли винты, опять рванули, натужились последний раз и загудели ровным, монотонным гулом. Заработали винты, перервав стальной трос мины. Мощный удар сотряс заградитель. Освободившаяся мина ударила о рубку. Боцман крепче зажмурил глаза. Комиссар еще шире улыбнулся. Командир вытащил часы.

— Вот… вот… прощай все!

Прошел миг, второй, и на третий закричал радостно рулевой:

— Продолжаем всплывать!

— Продолжаем всплывать!

Подводники не знали, чему верить, кого слушать. В углу заградителя двое, закинув головы, хрипя, выпуская потоки слюны, осели на палубу. Артиллерист пришел в себя. Связанный, он кусал губы, виновато улыбался и все твердил:

— Виноват… нечаянно… больше не буду!

Боцман открыл глаза, комиссар нахмурился.

Командир, уткнувшись в иллюминатор, ничего кроме серого зеленевшего сумрака не увидел. Он радостно улыбнулся и закричал, как мальчишка:

— Полный, полный вперед!