...при исполнении служебных обязанностей. Каприччиозо по-сицилийски

22
18
20
22
24
26
28
30

…Я позвонил товарищам в Рим — спасибо посольским: где бы ни был ты за рубежом, как ни загружены дипломаты, коммерсанты, журналисты — срабатывает закон братства, тебя встречают в аэропорту, подсказывают, где лучше переночевать, ибо денег на гостиницы теперь и вовсе не хватает, цены невероятно взвинтились, однако наши умельцы находят какой-нибудь отелишко, не слишком завалящий, задаривают хозяина водкой и пластинками, обеспечивают постоянную клиентуру, поэтому там не так дерут, можно худо-бедно уложиться в бюджет.

— Какие приметы, кроме бороды? — спросили «римляне».

— В руке — пишущая машинка, — ответил я и, посмотрев в окно (в июльском Мадриде было прохладно, шел дождь), добавил: — Черная кожанка, чего ж еще?

— Больше и не надо, — согласились в Риме, — счастливого полета, ждем.

В Риме было под сорок, небо — раскаленно-стальное, только утром и вечером в Италии небо бездонное, такое оно голубое, такое истинное. Только там, пожалуй, оно еще и осталось первозданным; в центре Европы небо опустилось к земле, сделалось задымленным, и лишь ночью, по звездам, примысливая рассвет, можно представить себе утреннюю голубень.

…Товарищ узнал меня сразу: среди пассажиров лишь один был в кожанке, обливался потом и держал в правой руке пишущую машинку; остальные — туристы, все в белом, все, как один, с фотоаппаратами — будто тайный знак нового «ордена путешествующих».

(Я уж давно отказался от фотоаппарата в поездках, потому что камера понуждает к расслаблению: нащелкал себе двести кадров и думаешь — «потом все вспомню»; камера стала некоей «записной книжкой» эпохи НТР. А вернувшись домой и проявив пленки, начинаешь понимать, как много ты проглядел и пропустил.

Глаз, не стиснутый рамками кадра, надежней, он корреспондирует с памятью напрямую, а инструмент памяти не разгадан еще; огромная сложность этой людской ЭВМ выборочна и целенаправленна, коли не мешать ей смотреть на мир вбирающе и жадно, не «шорить» себя изначальной заданностью и не распластываться перед туристскими справочниками, где обзор живописи Тинторетто умудряются вместить в семь строчек.) Я бросил чемодан у приятеля, положил в свой походный хурджин диктофон, блокнот, несессер, рубашку и сказал:

— Старина, позвони-ка на вокзал, узнай, когда идут поезда в Сицилию.

— Ты не имеешь права туда ехать.

— Отчего?

— Ты — красный, из Союза.

Я достал паспорт и показал визу.

— Никаких ограничений. Я спрашивал в итальянском консульстве.

Товарищ изумленно разглядывал пятидневную туристскую визу.

— Вот интересно-то, а?!

Он имел основания удивляться: западные демократии волынят с визами для советских куда как долго, тут государственный порядок, здесь ни при чем «права человека» и «свобода передвижения», здесь дело, а не пропагандистские утверждения, рассчитанные на широкую публику.

Как-то я улетал из Мадрида в Западный Берлин через Франкфурт-на-Майне — так рекомендовала авиакомпания «Иберия». Я прилетел во Франкфурт и пошел по длиннющему коридору на пересадку, в Западный Берлин летают в основном компании союзников. Я подошел к окошечку пограничников — от этого окошечка до зала ожидания американского самолета метров сорок — и протянул свой паспорт с билетом.

Пограничник ФРГ повертел красную книжечку:

— А где виза бундесрепублик?