— Все ру… Что?! Русский? — Диспетчер широко открыл глаза и крикнул: — Паоло, иди сюда, тут русский! Настоящий русский?
Я протянул ему паспорт. Паоло и диспетчер разглядывали его, как диковину, потом выгнали мне маленький «фиат», оформили страховку по льготной цене, а на прощание сказали:
— Мы предупредим Мессину, что вы можете опоздать часа на три, с вас не возьмут за это деньги, потому что часы очень дороги, а у вас, видно, туго с лирами, буон джорно, камерата, салют, арривидерчи!
Я проехал по улицам новых Сиракуз — полная «обезличка», архитектура коробок. А потом я попал в старый город и увидел огромный порт, гладь Средиземноморья, и понял, отчего Карфаген так стремился владеть этим городом. Занятно: Ганнибал мог стать победителем, он мог положить Сиракузы к ногам Карфагена, если бы там не существовали две партии — «торговая», то есть партия войны, и «аграрии», партия мира. Схватка двух сил внутри Карфагена, победа «аграриев» в чем-то определила поражение Ганнибала — армия бессильна, когда возобладала идеология добрососедства; все, казалось бы, просто, но к пониманию этой простоты человечество шло чуть не два тысячелетия, пока не родился Маркс и не сформулировал истину научно. «Лирики» всегда были в загоне, видимо; слово науки — первенствующее слово, как бы ни протестовали приверженцы иных поэтико-мистических версий. (При этом мне сдается, что «аграрии» — то есть люди активного землепашества, истинные книжники от сельского хозяйства — обычно стоят на позициях прямо противоположных «почвенным», которые во всем уповают на традиционность; слов нет, традиция необходима в культуре; она невозможна в работе. НТР, ничего не поделаешь, научная революция, а революция всегда ломает старые традиции.)
— Мафия и фашизм? — спросил собеседник, пропуская меня в свой кабинет. — Эта тема интересна в высшей мере. Пошли на балкон, там не так душно. Что будете пить: виски, вино, джин?
— Я за рулем.
— Значит, вы вправе пить все, — усмехнулся он. — По новым законоположениям шофер может выпить один аперитив, то есть бокал виски с водой, бутылку вина и коньяк с чашкой кофе.
Мы сели на балконе, под тенью полотняного зонтика: под нами была Катанья — огромный, шумный город восточного побережья. Влияние Неаполя, который был объединен с Сицилией многие годы, очевидно — разноцветное белье на палках, перекинутых через улицы, невероятный шум и одинаковость цвета домов — жухло-серый. Люди солнечных стран тяготеют к серьезности цвета, подвластного им, а как было бы красиво, покрась они стены белым, желтым, зеленым, как невероятно это было бы, как весело…
— А деньги? — спросил собеседник, когда я сказал ему об этом. — Откуда деньги? Хозяин не желает вкладывать лиры во внешний вид, ему достаточно того, что квартиры дают огромный доход, квартиры, а не фасады. Муниципалитет? Он нищ.
Собеседник — профессор истории, он стар уже; вышел на пенсию, переехал из Рима на родину — под тревожное солнце Сицилии.
— Фашизм и мафия, — повторил он и потянулся к сигарете. — Это в высшей мере интересно, знаете ли. Это даже интересней проблемы подлинного перевода слова «мафия». Одни утверждают, что мафия — это «Смерть французам», «Морте ай франчези», и относят ее создание к тринадцатому веку, к времени «Сицилийской вечерни», когда народ разгромил оккупантов Карла Анжуйского. Другие полагают, что мафия родилась в середине прошлого века, примкнув к повстанцам Мадзини, выдвинув свой лозунг: «Мадзини Ауторидза Фурти, Инченди Авеленаменти». Первые буквы слагаются в «МАФИЯ». Что это значит? «Мадзини разрешает похищения, поджоги, отравления». Занятное толкование Мадзини, не правда ли? Отложим исследование вопроса о происхождении мафии — американской ее сестрице «коза ностра» выгоднее отстаивать версию тринадцатого века, патриотическая борьба за народ и тому подобная химера — североамериканцы любят исторические ассоциации, престижная нация, ничего не поделаешь. А вот фашизм и мафия… Существует версия, что Бенито Муссолини выступал против мафии, поскольку та являлась серьезной, а главное, «организованной силой», истинным государством в государстве. Существует версия, что Муссолини не хотел терпеть в Италии никого, кто был связан единством помимо «единства фашизма». Словом, сейчас утверждают, что беззаконный закон Муссолини выступил против беззакония «законного» (я имею в виду универсальный воровской жаргон «вор в законе»), против мафии. Я, однако же, не согласен с этого рода утверждениями; более того, отмежевание фашизма от мафии тщательно организовано, ибо оно сейчас угодно обеим этим силам.
— Доказательства?
— Я изложу вам мою версию. Вы вправе не согласиться с нею — тут с ней не очень-то соглашаются. Впрочем, выслушать не значит согласиться, — заметил он, — выслушать — это значит приобрести суждение, качественно отличное от твоего. Итак, немного истории: через два года после захвата власти в Италии дуче приехал в Сицилию. Говорят, он был прекрасным оратором, начал свою политическую карьеру как социалист, тогда-то и научился использовать фразу, знал, о чем говорить и что предлагать народу.
Охрану диктатора во время его визита в Сицилию организовывал Цезарь Мори; после триумфа дуче в Палермо он был утвержден префектом сицилийской столицы. Во время торжественного обеда Муссолини обратился к Мори: «Мне бы хотелось послушать албанские мелодии». Неподалеку от Палермо находилась коммуна Пиана дей Грей. Там жили албанцы, сбежавшие от турок, — их песни и танцы поразительны и диковинны, а мы, сицилийцы, племя странное, не высчитанное наукой, смешавшиеся впоследствии с греками и арабами, мы любим все диковинное. Поскольку желание дуче было высказано внезапно, Мори, естественно, не успел организовать там охрану, а ехать надо было немедленно — Муссолини был нетерпелив, как женщина. Мори, приехав к Пиана, отозвал мэра, дона Куччио Касция: «Ты отвечаешь за тишину и безопасность». Дон Куччио был руководителем мафии в Пиана, это знали посвященные, это, понятно, знал полицейский ас Цезарь Мори. «Я хочу приветствовать жителей коммуны, верных сынов новой Италии», — сказал дуче. Мори подтолкнул дон Куччио к машине Муссолини: «Сядь рядом с ним». Дон Куччио подмигнул фотографам, подошел к Муссолини, положил руку на плечо диктатора и сказал: «Дуче, пока я рядом с вами, ни один волос не упадет с вашей головы — вождя народа и моего друга: Италия — вам, Пиана — мне».
Через несколько недель дон Куччио прибыл в Рим — он хотел получить вознаграждение от дуче за путешествие по Пиане. Секретариат диктатора, однако, во встрече с Муссолини ему отказал. Дон Куччио надвинул шляпу на глаза и отправился в порт: он не привык к оскорблениям, он вернется в Палермо и там решит, как вести себя дальше.
У трапа его ждал Цезарь Мори. «Дорогой друг, дуче был введен в заблуждение, — сказал полицейский. — Он не понял, что речь идет о вас, вы назвали себя слишком фривольно, одно имя, без титула, к этому не привыкли в секретариате. Едем, вождь ждет вас».
«Линкольн» префекта доставил расцветшего от удовольствия дона Куччио не во дворец дуче, а в тюрьму.
— Смысл? Сведение счетов? Два честолюбца?
— Не знаю. Быть может. Есть, однако, допуски иного рода, — ответил мой собеседник.
— А именно?
ebooksa