Ночные окна

Она присела на корточки и стала гладить прыгающих доберманов, которые все норовили лизнуть ее в лицо. Анастасия смеялась, и они, кажется, тоже – по-своему, по-собачьи. Понимание и дружба между ними возникли мгновенно, в одну минуту. Собаки это особенно чувствуют. Я радовался, глядя на их щенячью возню. Эксперимент удался. Теперь ей оставалось выудить из памяти лишь «то лицо»… Для этого мне опять нужно было «проявить» несколько негативов, и именно в присутствии Анастасии. Провести еще один, последний эксперимент. Пока же мы отправились завтракать.

– Во что мы сегодня будем играть? – спросила у меня в столовой Ахмеджакова. У нее, судя по всему, было веселое настроение.

– В войнушку, – отозвался я также шутливо, оглядывая свое «войско», рассаживающееся за столиками. Мне надо было определить: кто из них враг, а кто – друг.

– Будет так же забавно, как вчера?

– Скучать, надеюсь, не придется.

– А где, кстати, Лариса Сергеевна?

– Спит, – сказал я, и был совершенно прав. Ведь что есть смерть, как не долгий сон перед воскрешением? Но философско-богословские вопросы сейчас казались неуместными, плохо сочетались с омлетом и жареным беконом. Который к тому же я не успел проглотить: Левонидзе поманил меня в коридор. Там уже ждал и Волков-Сухоруков. Оба были явно чем-то взволнованы.

– Последние новости, – сказал следователь ФСБ, раскуривая трубку. – Я связывался со своими коллегами из Управления по поводу вашего Тарасевича. Генерал орал на меня так, что, наверное, было слышно в Вашингтоне и Токио.

– Что такое? – спросил я, пережевывая захваченный бутерброд.

– А то, что вы – и я тоже – не в свое дело лезете. Они в курсе. И уже давно «ведут» этого Сатоси. Даже здесь, в клинике. Тарасевич, насколько я понял, сообразил, подыгрывает в этом. Скорее всего, дезинформирует японца. Словом, дело темное и щекотливое, а мы можем сорвать всю операцию. Нам велено заткнуться и не мешать.

– Ясно, – сказал я, проглотив наконец ветчину.

– Не то выведут в лес и расстреляют, – добавил Левонидзе. – Теперь что касается Олжаса. Мой приятель из казахского посольства дал ценную информацию. Но сначала я советую вам где-нибудь присесть. Чтобы башкой не грохнулись.

– Мне вчера ночью пепельницей в голову заехали – и то ничего, – отозвался Волков-Сухоруков. – Говори уж.

Я тоже сейчас мог не опасаться за свою «крышу», там уже нечего было сотрясать после двух ударов. Поэтому приготовился слушать стоя.

– Как хотите! – пожал плечами Георгий. – Сами потом не пеняйте. Дело в том, что Олжас Сулейманович Алимов пять лет назад… скончался от сердечного приступа. Это совершенно достоверно.

Волков-Сухоруков в изумлении присвистнул.

– Значит, у нас здесь все-таки – Нурсултан? – спросил я.

– Не торопись, – усмехнулся Левонидзе. – Нурсултан, брат-близнец Олжаса, действительно сидит в психиатрической лечебнице, только не в Чимкенте, а в Алма-Ате. Из-за какой-то путаницы тебе дали неправильную ориентировку. Мы можем хоть сейчас связаться с главврачом больницы. Что, впрочем, я уже сделал час назад.

– Так что же получается? – теперь уже настала моя очередь спрашивать. – Кто же этот Олжас?

– Я получил ответ и на этот вопрос от своего приятеля из посольства, – сказал Левонидзе. – Видите ли, друзья, пятьдесят лет назад у крупного партийного работника в Казахстане Сулеймана Алимова в один прекрасный день родилась… тройня. И все – близняшки.