Ночные окна

– Но что все же означал этот кинофрагмент? – спросила Лена Стахова. – Я так ничего и не поняла.

– А верного или хотя бы разумного ответа нет и не будет, – сказал я, выходя из темноты и поднимаясь на подиум. – Представьте, что мы «взяли» кусочек, три с половиной минуты из вашей личной жизни, Елена Глебовна, и стали рассматривать его под микроскопом, и что же? Ничего непонятно, нужен другой оптический прибор – телескоп. Смотрим. И опять ничего не видим, потому что человек – это и макро-, и микрокосмос одновременно. И он не поддается фрагментарному изучению. Нужен весь жизненный цикл, от рождения (от зачатия и даже раньше) и до смерти (и после нее). Мы же сейчас с вами просто играли, фантазировали, пытаясь представить исходное и спрогнозировать будущее в отдельно взятой сценке, где есть двое: мужчина и девушка, есть черные перчатки, горящая спичка, две монетки, ключи и лживая фраза в телефонную трубку. Если хотите знать мое мнение, то все это, на мой, возможно, глубоко ошибочный, взгляд, несет у Фицджеральда некий символический смысл, хотя он и не стремился что-то зашифровать или подурачить читателя, либо самого себя: просто написал то, что написалось. Как это и случается у талантливых писателей и поэтов. Вот потому они порой и превращаются в пророков, сами того не желая. Ну, в самом деле: почему именно две монетки? Отчего девушка лжет? Должна ли погаснуть спичка и с какой целью нужно непременно сжечь черные перчатки? Какое действо перед нами было разыграно: осколок трагедии, фрагмент мелодрамы, отпечаток веселенькой мистерии? Или готическая фантасмагория? Я бы предпочел смешать все жанры, уж коли нельзя вычленить ни одного.

Я замолчал, а тишина в зале длилась еще около двух минут.

– Что ж, пожалуй, вы правы, Александр Анатольевич, – высказал общее мнение Тарасевич. И добавил: – Будем расходиться. А вот что касается прогнозов и пророчеств, то обращайтесь прямиком ко мне, к моей новой хронофутурологии. Могу, например, по секрету сказать, что в 2010 году сборная России станет чемпионом мира по футболу, а тренировать ее будет грек. В финале она выиграет у Марокко со счетом 2:0.

– Непременно обращусь, когда понадобится, – улыбнулся я. – Только сначала мне бы хотелось перекинуться с вами в… картишки.

– Уф-ф! – выдохнул Тарасевич и засмеялся. – Это ж надо! Так глупо проколоться.

Наш обмен репликами никому кроме нас не был понятен. Все уже потянулись к выходу из кинозала. В принципе, сеанс «психоигры» завершился продуктивно. Аналитической обработкой информации займусь позже. Но одно ясно: кое-какую рыбку из мутной воды я все же выловил.

– Потолкуем, Евгений Львович? – предложил я.

– Конечно! – весело откликнулся Тарасевич. – Всегда с удовольствием.

Мы остались в кинозале одни.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ, ставящая много, еще больше, вопросов

Физик-ядерщик вытащил из кармана замусоленную колоду карт и произнес:

– В «очко» или «дурака», как прикажете?

– Ну уж дудки! С вами, полагаю, без кальсон останешься, – сказал я.

– Эт-то точно! – Он засмеялся в иссиня-черную, с проседью бороду. – Но я на деньги играть зарекся. Меня ведь даже в казино не пускают, я у них в каком-то там списке.

– Значит, это вы – тот самый карточный фокусник из ФИАНа, о котором сами же и проговорились?

– Конечно!

Тарасевич ловко – я не успел и глазом моргнуть – достал из колоды сразу четырех тузов и джокера. А потом, уже из моего кармана, – еще таких же четырех тузов с джокером.

– Практика, – скромно сказал он в ответ на мой восхищенный взгляд. – Долгие годы тренировок скучными вечерами в секретной лаборатории ядерного института. «Физики шутят», знаете ли. Во время вынужденного безделья чем только не займешься! В шахматах думать надо – это не подходит. Голова и так забита всякими схемами. Нужна разгрузка. А вот карты, пинг-понг, розыгрыши – самое милое дело, в это время и рождаются гениальные идеи. Эйнштейн, по слухам, выдумал теорию относительности, дрессируя любимую собачку, дразня ее косточкой. А наши шарашки в лагерях? Почитайте Солженицына.

Физик убрал колоду и усмехнулся.