Рядом с врагом

22
18
20
22
24
26
28
30

— Командир зовет.

Комиссар торопливо вышел из блиндажа. У входа его ожидал Степан Иванович.

— Зачем вы встали, Степан Иванович? Ведь болеете!

— Я-то ничего, а вот там… — Степан Иванович кивнул в сторону штабного блиндажа. — Идем скорее…

В голосе Степана Ивановича слышались тревожные нотки. Да такие, что Шерали невольно ускорил шаги.

Маленькая самодельная лампа освещала только стол, а весь блиндаж тонул в темноте. Комиссар вначале не заметил, что в одном углу кто-то сидит сгорбившись. Этим «кем-то» оказался партизанский интендант Опанас Гаврилович.

— Батько, что случилось?

Старик молчал. Было слышно, как он тяжело и продолжительно вздохнул.

— Да говорите же! Что-нибудь с Борей?

— С Борей ничего, бог миловал, комиссар, Боря здоров!

— Так что?

Опанас Гаврилович поднялся с места и подошел к столу. Глаза его сверкали. Впервые видел Шерали своего тестя таким разъяренным. Руки Опанаса Гавриловича судорожно сжимали карабин. Старик по-прежнему не в силах был вымолвить ни слова. Шерали посмотрел на Степана Ивановича. Но тот, нахмурив брови, терпеливо ожидал: пусть заговорит Опанас Гаврилович сам.

И старик почти выкрикнул:

— Я убил Равчука!

— Убил Равчука?!

Сколько мыслей и предположений промелькнуло в эту минуту в голове комиссара. Как живое, возникло в памяти мрачное лицо Равчука в рыжей рамке из жестких курчавых волос. Шерали, стараясь подавить волнение, спокойно произнес:

— Сядем.

Пододвинув Опанасу Гавриловичу табуретку, комиссар жестом пригласил старика сесть.

— Не надо садиться, комиссар… Сначала посмотри вот сюда… — Опанас Гаврилович указал взглядом на угол блиндажа, где что-то было накрыто одеялом.

Шерали взял со стола лампу и, приподняв угол одеяла, отшатнулся: перед ним был труп сержанта Гизатуллина.