— Да, — растерянно ответила Галя. — Кажется…
Она с трудом дошла до своей комнаты и, закрыв дверь, упала на кровать..
Плечи девушки судорожно вздрагивали. Она плакала, уткнувшись лицом в подушку, глухо, без слез. Так не плачут ни от усталости, ни от боли.
Только утром Галя успокоилась и как ни в чем не бывало вышла на осмотр больных.
Фон Штаммер чувствовал себя, по его заявлению, превосходно. Он с удовольствием выговорил это слово.
— Вы заслуживаете поощрения, доктор. Большое спасибо вам.
Коменданта за день навестило несколько офицеров. Каждый из них считал долгом вначале выразить Гале благодарность и только потом решать с фон Штаммером свои вопросы.
Майор подписывал бумаги, что-то приказывал.
Решив показать и свое беспокойство о здоровье больного, Галя попросила одного из офицеров отложить свой визит на следующий день.
— О доктор, иногда бывает очень нужно!
Офицер задержался в палате, и Галя, подойдя к двери, услышала обрывок разговора, который заставил ее затаить дыхание.
— Вероятно, не мог выйти…
— Да… Но мы должны все знать об отряде, — раздраженно перебил фон Штаммер. — Что он там отсиживается?..
— Господин майор, он уже кое-что сообщил, — оправдывая кого-то, мягко сказал офицер.
— Ну что за сообщение! Командир — Козлов, комиссар — Султанов… Не только фамилии — все, все нужно знать.
Галя отшатнулась от двери. «Несомненно, этот «он» предатель. В отряде — предатель!..»
Как предупредить товарищей? Надо во что бы то ни стало поговорить с Тимофеем.
…На Тимофея, работавшего конюхом и ездовым в госпитале, были также возложены, как он говорил, «весьма приятные обязанности» — похороны гитлеровцев. Кладбище находилось далеко от села, в лесу. Тимофей охотно выполнял эти обязанности: ведь он имел возможность в любое время выезжать из села, регулярно видеться с представителем подпольного райкома. Только встречаться с Галей, разговаривать с ней на виду у всех было труднее: она — врач, а он — конюх.
…Но сегодня Галя все же разыскала Тимофея.
Тимофей оказался на конюшне. Он сидел на потрепанном хомуте, прислонившись к стенке, и, казалось, дремал.