— Вот она, — закричал кто-то из легионеров, указывая на исчезающую в дверном проеме молодую женщину в темно-коричневом плаще.
За ней тут же бросились несколько солдат. Остальные иудеи, мужчины и женщины, в ужасе прижались к стенам. Никому не хотелось получить тумака или того хуже — тычка коротким римским мечом.
Беглянка вскочила на бочку, устремляясь к распахнутому окну, один из легионеров попытался схватить ее за плащ, но, получив сокрушительный пинок в грудь, опрокинулся и сбил с ног подоспевшего соратника.
Девушка бесстрашно выпрыгнула из окна на мостовую. Еще мгновенье, и она упала бы, ударившись головой о широкий каменный бордюр, как вдруг… ее подхватили сильные мужские руки. Перед ней стоял молодой высокий крепкий мужчина. От его неприятной улыбки девушку бросило в дрожь.
— Что вам нужно? — вскрикнула молодая иудейка.
— Одной ходить опасно, — издевательски протянул раввин, продолжая улыбаться.
Один их легионеров вышел из тени, глянул на задержанную и кивнул, утвердительно угукнув.
Шаул молча потащил беглянку прочь от задворок харчевни, крепко вцепившись в ее левое плечо…
…Та же комната и те же зарешеченные оконца. Тот же скорбный взгляд и невыносимая боль утраты у ямочек губ… Только не солнце, а луна глубокой ночью. Только не Мирьям из Назарета, а Мирьям из Мигдал-Эля. Шаулу казалось, что это заколдованный круг, что сам он зачарован. Еще бы: он не спал уже третьи сутки.
— Почему ты убегала? — спросил раввин после всех обязательных для начала протокола вопросов.
— Испугалась, — ответила женщина, но в голосе ее вовсе не чувствовалось страха.
Шаул встал и, борясь со сном, начал расхаживать по комнате. Опять женщина, которая на него не смотрела, и опять струящийся свет — лунные блики на совсем молодом лице.
— Ты была с матерью Иешуа во время его казни. Ты не убежала, как все остальные его ученики, а была под крестом до самого конца. Ты помогала снимать его с креста, обмывала тело вместе с матерью. Ты была его женой?
— Кому надо, тот видит, — ответила Мара.
Ямочка на ее подбородке дернулась. Женщина едва сдерживала слезы.
— Просвети меня, — сказал Шаул спокойно, повернувшись к допрашиваемой спиной. От его слов качнулось пламя светильника на стене.
— Это… — Мара запнулась, подбирая греческие слова. — Ради нас…
— Избавь меня от своего христианского бреда, — прервал ее дознаватель и вернулся в свое кресло за столом. — Куда вы дели тело Иешуа?
Мара загадочно улыбнулась, чуть покачала головой, обводя взглядом пространство над Шаулом, и произнесла с твердой уверенностью:
— Он здесь!