— Наплевала я в твои котлетки, моща смертенская! — захлебывались тут же полосатые чулки. — Сама слопала, хочешь другие заработать! Па-ка, выкуси вот это!..
Дверь закупорили полусонные обитатели: два совершенно одинаковых вихрастых молодых человека, девица с вытаращенными глазами, — не вчерашняя блондинка, а потемнее. Вокруг боевой группы прыгал на деревяшке какой-то инвалид в заячьей шапке и красных подтяжках, — повидимому, сожитель постной женщины.
Злополучный котелок с звоном отлетел в угол. Тощая и толстая женщины с артистической ухваткой вцепились друг другу в космы. Носорог, упираясь в плиту ногами, тянул тощую женщину за юбку, пока юбка не осталась у него в руках, в виде трофея. Инвалид, громко ёкая селезенкой, дубасил кого попало. Девица с вытаращенными глазами в истерике билась на плите; один из близнецов отливал ее прямо из-под крана, другой, стоя на табурете, с воодушевлением вопил:
— Граж-да-не!.. Граждане! Со-зна-тель-нее!.. Кто-то надсадисто дергал звонок черного хода, — ему так и не открыли, все были по горло заняты. Звонил телефон. Звонили на парадной.
Фильке вначале было весело, — руки у самого ходили ходуном, однако по мере развертывания баталии, мальчик струхнул, особенно, когда через час, примерно, времени, воюющие выдохлись и в кухне каким-то непонятным путем появился домуправ с портфелем и новенькой рулеткой под мышкой.
«И это только из-за котлеток», — думал Филька, почесывая вихры. — «Что же будет, когда увидят выпитое молоко, слизанный кисель и обглоданный рулет? Беда! Кости друг дружке переломают!..»
Стычка как внезапно разгорелась, также внезапно и потухла. Домуправ, солидный мужчина, мягко урезонивал своих подданных, взывая к их культурности и сознательности.
— Что это вы, граждане? Что за битва русских с кабардинцами? Не современно. В какое время живем-то, вспомните! Теперь глазами больше, исподтишка действуют, а вы — на-те-ка! — Гвалт на весь дом! Не современно…
Уговоры ли подействовали или опротивела война, только граждане один за другим покидали поле сражения. Слышалось хлопанье входной двери, — начинался мирный трудовой день.
На кухне остались домуправ и женщина в полосатых чулках. Она, сидя на табурете, одной рукой придерживала на жирной груди располосованную в ленты кофточку, с другой — сдувала запутавшиеся клочья чужих волос и, всхлипывая мягко, жаловалась:
— И в чем у ней эта звериная злость держится? Ведь моща мощей! Котлеты, вишь, у ней съели… Да я грехом считаю на кастрюльки-то ее взглянуть. Этакая язва сибирская! За квартиру семь месяцев не платит со своим безногим хахалем. А выселить — не имеешь права. Вот и живи да майся.
— Ничего, потерпите Дарья Марковна, — авось! — загадочно успокаивал управдом.
— Одноногий-то кокаином ведь промышляет… Я доподлинно знаю… А еще пудрой Коти…
— Ничего, ничего… Мы его припудрим, потерпите…
— Помог бы бог!
— Бог, это — опиум, и вряд ли вам поможет, а на меня можете надежду питать… Ну-ка, выпустите меня по черному, квартиры тут обмерить надо. А главное — потерпите…
Дарья Марковна достала из кармана ключ и стала отпирать висячий замок.
У Фильки от радости сердце заплясало.
— Крепко живете, — пошутил управдом.
— На ночь запираемся. Сам-то налетчиков очень боится. А что у нас взять? Как есть голь перекатная.
ebooksa