Семка разом обернулся и скуластое лицо его с редкой растительностью приняло выражение не то недоверия, не то зависти.
— Четыре? — произнес он вопросительно.
Иван не счел нужным ответить ему. Глаза его следили за синеватыми языками пламени, а в душе зарождалось чувство гордости.
Семка снова повернулся к огню, и мысли его зашевелились быстрее обыкновенного. Отчего он не пошел сегодня на охоту и белки достались Ивану? Впрочем, зачем они ему?.. Никто кроме его не знает, каких лисиц ему удалось убить месяц назад. Николай Максимович — и тот удивится, а то белки! Пускай они достаются таким беднякам, как Иван. У Ивана и семья большая, и помещение плохое, не то что у него. И Семка, приподнявшись на локоть, довольным взглядом обвел закопченый потолок, стены, с висевшими на них ружьями, образа, почерневшие от времени, а немного ниже их божков, росписанных яркими красками, котелок, подбрасывавший крышку — и успокоился. На что ему четыре белки?..
— Что нового? — спросил он.
— Ничего, — ответил Иван.
— У нас пропажа случилась, не знаю, на кого подумать — продолжал Семка. Иван заинтересовался, по головы не повернул, а только внимательно стал слушать.
— Выхожу я в лес, а там у меня был силок устроен на медведя.
— Ну?
— Силок сломан, а медведя нет…
— Сам ушел?
— Шкуры нет, туша валяется.
— Ну?
— Пошел к шаману. Он смотрел-смотрел в котелок с водой, потом и говорит: «Это хорошо…» А кому хорошо — я не посмел спросить.
И Семка снова повернулся к огню, совершенно утомленный длинным рассказом.
Иван помешал палочкой огонь, так что ветки затрещали.
— А мне все нездоровится, — заметил он — кости ломит и спать хочется.
— У меня лекарство есть, — подмигнул Семка, — еще от Николая Максимовича осталось.
Иван бросил палочку и придвинулся к Семке.
— Угостишь? — сказал он.