Мир приключений, 1928 № 10 ,

22
18
20
22
24
26
28
30

Вылезли из бани. Море бешено ревело, дико кидалось на берег, обдавая камни брызгами и пеной. Ветер бесновался. Налетал злобными порывами, крутился вихрам. выл у избушки и. устремляясь обратно в море, бил жестокими крыльями по волнам. Он точно спорил в бешенстве с морем.

Голодным и посиневшим от холода, нам эта картина не показалась интересной. Правда, было светло, как днем. Ведь за свинцовым небом скрывалось незаходящее полуночное солнце.

В избушке мы вооружились кольями. Стали наводить порядок. Весь мусор, все вонючее тряпье запихали кольями в один угол. Разбитое стекло в окне заменили жестянкой. Дров у избушки был большой запас. Стали топить. Первому дыму мы обрадовались. По крайней мере стал хоть отбивать зловоние. Но когда вместо трубы он весь повалил внутрь избы — не выдержали. Пришлось снять с окна заслонку, открыть дверь и, выбежав на стужу, съежиться в ожидании. Так мы проканителились с проклятой печкой около двух часов. Все таки прогрели. Дым пошел через трубу. Надо устраивать полати. Не ложиться же на вонючий пол. Устроили из старых досок. И легли ногами к огню. Грелись только наши ноги. И тем не менее, от одного сознания близости мерцающих угольков уснули часа на три.

Утром мы собрались в обратный путь. Но на наше несчастье (что могло быть и счастьем!) увидели оленей. В радостной надежде увидеть и чум самоедским, мы погнались за ними по горам. Олени все уходили на юг — мы за ними. Однако чума так и не увидели.

Теперь мы были очень далеко от нашей палатки и одна мысль об обратном пути нас пугала. У нас совсем не оставалось сил.

Не стану описывать, как мы возвращались. Скажу только, что я впервые познал, на какое напряжение и сил, и воли способен человек, когда у него в тяжелые минуты нет выбора.

К палатке мы дотащились к вечеру. Она одиноко стояла у моря, целая и невредимая. Мы заползли в нее и сразу же стали что-то жевать. Долго лежали без движений, шевеля только одними челюстями. Когда отлежались и острое чувство голода было притуплено, принялись за приготовление обеда. Топлива на берегу моря оказалось более чем достаточно. Это был плавник выкинутый волнами. После обильного горячего обеда из макарон с маслом и сыром, и компота, мы залезли в спальные мешки. Покрылись сверху еще меховыми одеялами и уснули под шум моря.

Утром мы проснулись с твердым решением итти на север. На этот раз к продовольственному вопросу мы отнеслись с большим вниманием. Кроме того захватили карту, компас обыкновенный и буссоль Шмальгальтера.

Погода, как и вчерашний день, была чудесная. Термометр показывал 18° по Цельсию. Дул легкий зюйд-вест. Чтобы облегчить путь, мы пошли не по извилистому скалистому берегу, а высокой горной тундрой, держась от моря верстах в трех. И несмотря на это, двигаться было чрезвычайно тяжело. Переваливая с одного холма на другой, мы нередко попадали в топкое болото и в снежные котловины. Приходилось или делать большие обходы, или вязнуть, с трудом вытаскивая ноги. Но больше всего нас изнуряли речки. Они пересекали путь почти через каждые две-три версты.

Правда, речки были не широкие. Мы проходили их по каменистому броду, погружая ноги в воду не выше колен. Но беда в том, что все речки бурно протекали в глубоких каменных ущельях. Пробираться через такие ущелья — чистое наказание. Мы не раз, цепляясь за уступы отвесных высоких берегов, рисковали оборваться и рухнуть вниз. Иногда берега имели и покатый вид, но зато они оказывались сплошь покрытыми твердым скользким снегом. А это было еще хуже. Однажды В. Н. Андреев, пробираясь по такому берегу, поскользнулся и поехал на спине вниз. И если бы не острый камень, торчавший на пути из под снега, он очутился бы в реке.

Виды на такие каменистые речки местами были поразительно живописны. Особенно хороши были водопады. Длинные дугообразные струи часто с грохотом низвергались в глубокие колодцы, змеились узкими ручьями между скал и пропадали под сводами снежных туннелей.

Но стоило подняться на гору — картина сразу менялась. Кругом лежали только голые серые холмы. Все эти красоты прятались в глубоких скалистых ущельях. Наверх оттуда доносились только шумы.

Часов через шесть или семь пути, я увидел, наконец, в бинокль мачты радио-станции. Они торчали на ясном горизонте двумя еле-еле заметными иголочками и казались еще бесконечно далекими.

Какова была наша радость! Признаюсь, в этот момент мы даже не чувствовали усталости, хотя прошли огромное пространство, где верста равнялась трем.

Радио станция «Канин Нос». Вид с бухточки. В центре маяк-«мигалка». Справа: радио-рубка и жилища сотрудников. Слева: склад и баня. По фотографии рисовал худ. С. Лузанов.

На радио-станцию мы прибыли в два часа ночи. Прием сотрудниками «радии» (местное название радио станции) нам был оказан столь теплый и сердечный, что навсегда останется в наших воспоминаниях, как один из светлых моментов жизни. За нами ухаживали с трогательным вниманием. И лечили. После перехода мы оказались больными.

Самоедов, как нам передали, в этом года на «радии» еще не было. Их со дня на день ожидали.

Самоеды на севере Канина зимой не живут. Северная горная тундра служит для них местом только летних кочевок. Сюда они приходят, покидая леса, со своими стадами оленей в начале весны и кочуют до глухой осени. Затем, по первому снегу, возвращаются обратно в леса.

На четвертый день пребывания на «радии», мы впервые увидели канинского самоеда. Это был Евсей, по фамилии Ардеев. Он расположился со своим чумом в десяти верстах от «радии» и пришел пешком. На редкость веселый и умный старик! Таких мы больше не встречали в тундре. Он охотно согласился, когда мы оправимся от болезней, отвезти нас на оленях к месту стоянки нашей палатки. А оттуда, погрузив на сани багаж, доставить до ближайшего чума.

Но, очевидно, нам еще не было суждено так благополучно начать путешествие по тундре. Канинская земля решила испытать нас еще раз.

Через неделю отдыха мы распростились с милыми обитателями «радии» и отправились до чума Евсея пешком. После проделанного нами пути, пройти каких-то десять верст для нас ничего не составляло, а найти чум в горной тундре нам казалось совсем пустяшным делом. Так думали мы, но скоро горько раскаялись. Мы проклинали себя, что решились итти искать чум, не потребовали оленей на «радию». Около пятнадцати часов мы блуждали по тундре, сделав более восьмидесяти километров. Все искали чум. Он словно провалился где-то среди бесчисленных холмов.