«А этому уроду – сказала», – ужалила мысль.
– Как это случилось? – все так же мягко спросил Даниил.
– Синдром внезапной младенческой смерти. – По лицу Кайры струились слезы. – Ее звали Мари. Она научилась говорить всего одно слово. «Мама». Этого не должно было случиться! Это несправедливо и жестоко!
– Кайра, милая, пожалуйста, все уже давно…
– Замолчи, Алекс! Ты ничего не понимаешь! – С мукой выкрикнула она. – Нет никакого срока давности! Думаешь, мать той девочки была чокнутой? Она просто любила свою дочь и не желала смириться!
– Перестань казнить себя. Ты ни в чем не виновата, – сказал Даниил. – Такие вещи иногда просто случаются, и все.
– Я не хотела рожать Мари – и ее не стало, – не слушая его, проговорила Кайра. – Как будто она покинула свою дурную мать, потому что поняла: на первом месте для меня всегда была не дочь, а чертова наука и карьера. А теперь у меня нет ни того, ни другого. Вообще ничего. И меня самой тоже нет.
Кайра одним глотком допила содержимое кружки и, слегка покачиваясь, встала.
– Мне нужно поспать. Сон – маленькая смерть.
Алекс хотел проводить ее, но она отвергла его помощь и ушла одна.
Теперь они с Даниилом сидели у догорающего костра, друг напротив друга. Даниил внезапно поднялся и пересел ближе к Алексу.
– Откуда ты родом? – спросил он.
– Из Питера.
– Мы с Мопсом из Минска. Всю жизнь в Беларуси прожили.
– Почему ты зовешь его Мопсом?
– Его все так всю жизнь звали. Он вообще-то Игорь. Игорь Васько. Но имя и фамилию терпеть не может. Бес его знает, почему. Он детдомовский, прибился ко мне однажды.
Даниил замолчал, и Алекс ждал, что еще он скажет.
– Между прочим, у меня была жена. Давно. Мы поженились сразу после школы. В параллельных классах учились. Глаза у нее были как незабудки – синие-синие. Мне казалось, мы любили друг друга.
– Куда она делась – жена твоя?
– Через некоторое время я понял, что никакой любви на самом деле не бывает, есть только влечение, весенний гон, бешенство гормонов. Это все прошло, и мы развелись. Но недавно я понял, что ошибался.