Оскверненный трон

– Мой отец никогда не позволит супруге манипулировать им таким образом, – медленно произнес шахзаде скорее для себя, чем для посла.

– Ваш отец сильно изменился. Государственные дела навевают на него скуку. Можете спросить его советников. А госпожа поощряет его ничегонеделание, его интерес к окружающей живой природе, к вину и опиуму… Она сделала его полностью зависимым от себя и использует его доверие ради своей собственной выгоды.

– Ты сказал, что больше не фаворит моего отца. Что произошло?

– Я не уверен, что знаю… Бывали дни, когда я много времени проводил в компании падишаха. Когда я заболел в первый раз, он был очень заботлив, предлагал разные лекарства и даже один раз прислал ко мне своего личного хакима. Но потом его интерес ко мне пропал. Он все реже стал приглашать меня к себе, даже когда я бывал здоров, а потом эти приглашения вообще прекратились. Так что последнее время я вижу вашего отца лишь во время официальных церемоний.

– Но может быть, моего отца утомили твои требования торговых концессий? – спросил Хуррам, и выражение лица Ро подсказало ему, что он не так уж далек от истины. – Ты сказал, что хочешь уехать со спокойной совестью, зная, что предупредил меня. Почему, сэр Томас? Почему тебя должно волновать, какого из своих сыновей мой отец привечает больше?

– Меня это волнует потому, что ваш отец отказал английским кораблям в праве перевозить ваших паломников в Аравию наряду с португальцами и арабами. Мой король очень сильно разочарован. Если б ваш отец не отказал нам, в Сурат прибыло бы еще больше английских кораблей и наше торговое поселение там значительно расширилось бы. Наши корабли везли бы товары из Англии, а перевозя паломников, могли бы заодно доставлять товары из Хиндустана в Аравию или даже в Англию. Торговля – это цель любой цивилизованной нации, а торговля Англии с государством моголов в этом случае могла бы значительно вырасти.

«Никогда не пойму этой любви иностранцев к торговле, – подумал Хуррам. – Ро – человек благородного происхождения, и тем не менее его лицо оживляется, когда он говорит о торговле, как лицо какого-то жалкого купца на базаре».

В волнении посол уронил свою трость, и ему пришлось согнуться, чтобы поднять ее, прежде чем он продолжил:

– Я прибыл сюда в надежде, что мой рассказ поможет вам спастись… что вы запомните, что первым вас предупредил англичанин, и будете нам благодарны… что в один прекрасный день, когда вы станете падишахом – в чем я не сомневаюсь, – вы будете благосклонны к моей стране.

– Что ты имеешь в виду, говоря, что мне надо спасаться?

– Теперь, когда госпожа стала на этот путь, она не успокоится до тех пор, пока не спровоцирует открытый разрыв – а может быть, даже войну – между вами и вашим отцом. – Видя скептицизм собеседника, Томас в отчаянии покачал головой: – Светлейший, обдумайте то, что я только что вам рассказал. Клянусь, что я не лгу. Если вы проигнорируете мои слова, то пожалеете об этом.

Теперь серьезность Ро и отчаянная убежденность в его голосе наконец проникли сквозь облако недоверия, заполнявшее мысли Хуррама. Мехрунисса… Неужели это сама Мехрунисса – а не какой-то амбициозный придворный или вероломный командир – настроила отца против него? Если она действительно стала его врагом, то все, что происходило с ним в последнее время, становится понятным.

– Я не знаю, верить ли тебе, но обдумаю то, что ты мне рассказал, – пообещал шахзаде.

– Большего мне и не надо – кроме, пожалуй, одной услуги. Как я уже сказал, я скоро возвращаюсь в Англию, но мой паж, Николас Баллантайн, хотел бы остаться в Хиндустане. Он человек верный и умный, поэтому будет хорошим слугой любому хозяину. Вы не могли бы взять его к себе?

– Чтобы он шпионил за мной и писал тебе письма в Англию?

– Нет. – В первый раз за всю беседу посол позволил себе улыбнуться. – Я-то как раз изо всех сил убеждал его вернуться в Англию… Но это не важно. Если вам, светлейший, он не нужен, я попрошу кого-нибудь из своих знакомых при дворе.

Обычно подвижное лицо Асаф-хана было абсолютно непроницаемым, пока тот слушал Хуррама. После того как шахзаде закончил, он на несколько минут задумался.

– Мне трудно говорить такое о своей собственной сестре, но, боюсь, посол прав. Мехрунисса сейчас выступает против тебя. Она мечтает о том дне, когда будет править от имени Шахрияра, а ты стоишь у нее на пути. Как уже сказал посол, люди при дворе начинают шептаться о ее любви к власти.

Хуррам ударил затянутой в перчатку рукой по колонне из песчаника, на которую опирался.

– Как же отец может быть таким слепым? Разве он не знает того, о чем говорят все?