Митра,

Перед караван-сараем лежало несколько верблюдов. На спину одного из них Хасан забросил рюкзак и помог Генриху взобраться на него. На другого посадил свою беременную жену. На остальных сели другие путники.

Хасан потянул за уздечку своего верблюда, который был вожаком каравана, за ним поднялись остальные и двинулись в путь. Впереди шли пешком Хасан и мальчик, который украл у Генриха золотые монеты. Он то и дело посматривал в его сторону, раздумывая, кто же он такой; наверное, очень важный человек. Мальчишка чувствовал в своем желудке монеты, но угрызений совести не ощущал, помня, что хозяин чайханы в разговоре с Мустафой назвал Генриха «английской свиньей». «Бог не накажет меня за то, что я украл у англичанина деньги», — успокаивал он себя. Из раздумий его вывел голос Хасана:

— Чего глазеешь? Этот господин — друг госпожи Ширин. И останется на время у нас.

— Это не англичанин?

— Что ты? Иранец, армянин! Он наш.

Теперь парень не на шутку испугался.

— Я думал, что англичанин…

— Нет, он из Тегерана, — уверенно подтвердил Хасан.

В тот день Генрих увидел собственными глазами то, о чем читал только в сказках: караван в бескрайней пустыне. Теперь его самого окружали пески. Жаркие, падающие перпендикулярно солнечные лучи были везде — в неподвижном воздухе, проникали в каждую травинку, рассыпались в белых пустынных кочках тысячами мерцающих лучиков. Генриху казалось, что с каждым шагом он приближается к солнцу и что голубизна небосклона все время приближается к земле и становится все бледнее, чтобы наконец у горизонта соединиться с землей. Отражающиеся от песка солнечные лучи создавали обман зрения, и казалось, что пустыня поднимается к небу и превращается в плотную стену. Иногда можно было увидеть как бы щели, блестящие, похожие на разбитые на мелкие кусочки зеркала. Казалось, все теряет свою форму и размеры, становится обманчивым и неестественным, распыляется в воздухе; белеющее пространство превращалось во что-то нематериальное. Генрих медленно терял чувство реальности. Он прислушивался к звукам передвигающихся вдалеке песков, и его воображение создавало причудливые картины.

Внезапно он услышал какой-то голос. Что-то вдруг изменилось в окружающем его пейзаже. И он понял, что горизонт больше не колышется, — это остановился караван. Генрих увидел человека, который бегал кругами, держась за голову. Он, казалось, был в отчаянии, стонал и кричал, призывая пустыню в свидетели его боли.

Хасан и два путника отделились от каравана и направились в его сторону. И только сейчас Генрих заметил стадо овец. Часть из них лежала на песке. Хасан отлил из бурдюка немного воды в миску и пододвинул ее к морде ближайшей лежащей овцы. Пастух стал перед ней на колени, что-то умоляюще говорил и все подсовывал ей миску с водой, но животное уже не реагировало, только смотрело на него помутневшим взглядом.

— Я тебе воду, а ты мне молоко, — говорил пастух. — Я тебя кормил — ты меня кормила, я тебя оберегал от холода — ты давала мне шерсть. Я был твоим другом, и ты тоже была мне подругой. Я тебя не убил, не смотри на меня так, потому что мое сердце разорвется.

— Браток, это болезнь, которую не вылечишь. Нужно действовать быстро, пока еще не все овцы пали. Останется тебе немного мяса и овчинка, — сказал, сочувствуя ему, Хасан.

Пастух, с трудом сдерживая слезы, кивнул — он понял, что другого выхода нет. Хасан позвал еще несколько мужчин на помощь, достал из-за пояса острый нож и очень умело перерезал горло овце; на мягкий песок хлынула густая кровь. Затем молниеносно снял кожу, сунул руку внутрь туши и вытянул легкие. Поднял их вверх и, держа в окровавленной руке, стал рассматривать на солнце.

— Видишь дырки? Легкие как решето, — утешал он пастуха. — Если бы я не зарезал эту овечку, она заразила бы остальных, пало бы все стадо. Овцы не переносят грязной, вонючей воды из степных луж. Думаю, останется тебе только овчина, мясо не годится к употреблению, да его и немного — одна кожа да кости…

Острый запах крови насытил горячий воздух пустыни. Мужчины прочистили стадо — больных овец зарезали, их мясо зарыли. Затем из колючек построили ограду и загнали туда остальных здоровых овец. Налили в деревянные корыта воды. Генрих с огромным вниманием наблюдал за этим эпизодом повседневной жизни людей пустыни. Вскоре караван двинулся в путь, пастух и его поредевшее стадо остались позади. Когда путники немного отдалились от этого места, они увидели высоко в небе стервятников, которых, вероятно, привлекал запах мяса и крови убитых овец.

Вдруг кто-то из путников закричал:

— Смотрите туда! Вода! Там должна быть вода!..

— Видите, господин, то одинокое дерево? Где растет дерево, там обычно бывает вода, — сказал Генриху Хасан.

Действительно, вскоре люди увидели временный колодец.