Митра,

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ну разве что французское… — нерешительно ответила Марта.

Ширин наполнила два бокала красным бургундским.

— Кажется, господин Ганс Бахман заинтересовался тобой? Когда ты будешь шить платье себе? — спросила Ширин.

— Боюсь, что у меня будут трудности с выбором фасона. Знаешь, другая культура, другие вкусы.

— Может быть, я ослышалась? А кто же был когда-то влюблен в элегантного англичанина Мистера Зингера? — рассмеялась Ширин.

— О, это была девичья влюбленность. Правду сказать, я предпочитаю все наше, иранское, пусть даже ценой чадры. Извини, я не хотела… — Марта заметила, что ее подруга смутилась.

— Ты не должна извиняться. В этой с виду прекрасной Европе на самом деле все так же, как у нас. Но, даже несмотря на это, я не хотела бы вернуться к прежней жизни, похожей на смерть. Теперь я могу получать удовольствие по крайней мере от внешних признаков свободы.

— Ну так выпьем за эту свободу, — произнесла Марта, поднимая бокал.

* * *

Перед мраморным дворцом остановился автомобиль, из которого вышел Август. Он вошел в комнату, небрежно бросил портфель, снял со стола и поставил на пол антропологические инструменты жены. Достал бутылку виски, наполнил стакан и выпил залпом. Он явно был не в духе. В комнату вошла Кристина в белом халате, держа в руках свежие, еще мокрые фотографии.

— Я получил письмо от Лютца Линке из Америки, — произнес Август.

— Это тот, которому концерн предоставил стипендию?

— Да, это он. Пишет, что вскоре весь мир узнает о его успехах. А я сижу здесь, в этой вонючей красильне, в этом заплеванном городе, на задворках мира, и веду паскудную двойную жизнь! А ведь я мог бы…

— Не мог бы, дорогой мой, не мог. Тебя бы не послали, ведь твой брат был сначала женат на польке, потом на еврейке, и обе они были противницами национал-социализма. К тому же Карл остался им до сегодняшнего дня, а наши знают, что делают. Твое место здесь. И хорошо, что все именно так. — Только сейчас Кристина заметила, что ее инструменты находятся на полу, а на столе стоит бутылка виски.

— Ты с ума сошел?! Разве не видишь, что я работаю? — произнесла она со злостью.

— В конце концов, я хочу жить как нормальный человек, в нормальном доме, а не созерцать постоянно эту гадость.

— Когда ты на мне женился, ты знал, что я занимаюсь научной работой…

— Это не наука, а бред. Ведь ты даже не знаешь, чьи это черепа. Господи, как это противно!

— А знаешь ли ты, как противны эти твои гниющие растения и животные, из которых получается нефть? — парировала Кристина, указывая на висящий на стене макет. Она подняла черепа и положила их на стол.

— Я же сказал, что не хочу этого видеть! — крикнул Август, одним движением смахивая черепа на пол.

— Бесись, бесись! Знаешь, что я тебе скажу? Это зависть, низкая зависть, ты ведь прекрасно знаешь, что ты никто, ты просто маленький человечек, ноль. Да! Ты работаешь в вонючей красильне, поскольку ты — вонючая бездарность. Скажу тебе больше: ты сгниешь здесь. Так тебе и надо, ты, несостоявшийся Менделеев! Ты же шут. Ты даже самому себе не можешь признаться, что всегда был нулем, самым обычным подхалимом, так что бесись! Тебе все равно не перекричать правды, а правда в том, что я, дочь лавочника, интеллектуально выше тебя, гнилого аристократа…