Эти сдвиги заметны во всех областях. Разумеется, они сильнее всего проявляются в психологии, но именно в ней их больше всего ожидают обнаружить. У паломника другое представление о времени, чем у новоприбывшего, и тот кажется ему беспокойным и нетерпеливым. Сам же паломник выглядит вялым и расслабленным. Это все же поверхностные явления. Паломник знает, что эти следы Пути исчезнут в тот день, когда он вернется к своей прежней жизни. Однако есть область, в которой преобразование более глубоко и более долговечно. Но это на первый взгляд второстепенная область: речь идет о рюкзаке.
Для того, кто только что вступил на Путь, тем более если этот человек не собирается пройти очень большой его отрезок, рюкзак – это просто… мешок, который носят на спине. Для паломника, уже смягченного долгим походом, рюкзак – товарищ, дом, мир, который он носит с собой. Одним словом, рюкзак – его жизнь. Лямки, натягиваясь при каждом шаге, вдавили рюкзак в его плоть, и этот груз стал частью его самого. Если он снимает рюкзак, то ни на секунду не сводит с него глаз.
Беспечность, с которой пешеход-новичок засовывает в свой рюкзак всевозможные и часто лишние вещи, не думая об их объеме и весе, пугает, даже почти приводит в ужас опытного паломника. Он-то во время пройденных этапов научился определять вес и в прямом, и в переносном смысле – каждой вещи из своего снаряжения.
Перед отъездом я случайно наткнулся в Интернете на несколько сайтов, посвященных «сверхлегкой ходьбе». Я обнаружил, что те, кто отвечает за эти сайты, не просто щедро раздают советы технического характера. Их подход шире и по степени обобщения материала, и по размаху планов. Это почти философия, и ее центральная идея: «Вес – это страх».
Для приверженцев этого подхода главное – размышлять о понятии «груз», а также о потребностях, предметах и тревогах, с которыми связано владение предметами. «Вес – это страх». Каждого вынуждают размышлять начиная с этой исходной точки. Свитер необходим. Я несу с собой два свитера – почему? Чего я так боюсь? Мне действительно угрожает холод или это подсознание давит на меня всей тяжестью моих неврозов?
Члены этой секты «сверхлегкой ходьбы» заходят далеко в своем стремлении избавиться от всех иррациональных страхов. Их сайты кишат описаниями хитроумных изобретений, которые позволяют одному предмету удовлетворить несколько потребностей (реальных). На этих сайтах можно, например, найти дождевые плащи, которые превращаются в палатки, спальные мешки, которые можно превратить в пуховики, половой коврик, который используется как стенка рюкзака. Изобретательность этих мастеров на все руки помогает им находить оригинальные решения: они превращают банку из-под пива в спиртовку или делают рюкзак из сетки для хранения теннисных мячей. На их сайте можно найти образцовые составы груза, разработанные в зависимости от длительности похода и от климата. Там вы можете узнать, как пробыть в походе пять месяцев, неся на спине всего шесть с половиной кило; как в походе с ночевкой в средних по высоте горах нести с собой не больше четырех или пяти кило или пересечь Исландию за семнадцать дней в полностью автономном режиме, неся не больше пятнадцати кило.
Я просматривал эти сайты с любопытством. Признаюсь: к нему примешивалось немного снисходительности: минимализм этих людей казался мне прихотью, в которой было что-то забавное. Однако я почерпнул оттуда несколько идей и считал себя очень умным, когда насмехался над своими страхами, набивая свой рюкзак футболками и носками.
Но как только сделал первый шаг по Пути, все изменилось. Рюкзак, который испанцы называют красивым словом «мочила», стал для меня, как для любого жаке, неразлучным спутником. Этот спутник имеет два разных облика, которые противоположны один другому и противоречат друг другу. Когда мочила открыта, она рассыпает перед тобой свои сокровища. На половом коврике палатки или на полу гостиничной комнаты разложено все, чем ты располагаешь. Переодеться, привести себя в порядок, вымыться, развлечься, ориентироваться – все это делается с помощью предметов, вынутых из мочилы.
Но рано утром, когда нужно снова отправляться в путь, весь этот беспорядок должен уместиться в рюкзаке так, чтобы не сделать его слишком тяжелым. К этому общему для всех требованию у меня присоединялась назойливая боль в спине – последствие давней травмы, из-за которой через несколько месяцев мне понадобилось хирургическое вмешательство. Эта грыжа межпозвонковых дисков давила на мой нервный корешок и подавала сигнал тревоги каждый раз, когда я брал рюкзак за лямку, чтобы надеть его на спину. Поэтому стремление избавиться от лишней тяжести вскоре стало у меня навязчивой идеей. На каждой остановке я уже всерьез размышлял о вещах, которые нес с собой, и честно спрашивал себя, необходимы ли они. У паломника, который занялся таким пересмотром груза, есть в распоряжении два средства – мусорные ящики и почтовые отделения. В ящики он выбрасывает вещи, от которых хочет избавиться, если их ценность мала. Вещи, которыми он дорожит, он может положить в пакет и отправить в посылке самому себе. Именно благодаря почте я, вернувшись, нашел дома набор кухонной посуды и спиртовку для горных походов, которыми напрасно обременил себя в стране, где меню дня, сытное и недорогое, видимо, входит в число всеобщих прав человека.
Это постепенное освобождение от имущества, когда рюкзак теряет вещи, как дерево осенью листья, происходило на всем протяжении этапов. Размышление о моих страхах уже не было для меня предметом шуток: я стал относиться к нему серьезно. Например, я обнаружил, что испытываю совершенно иррациональный страх перед холодом. (Я так его боялся, что все время путешествия тащил на себе, поскольку не было другого выхода, спальный мешок для высокогорья, совершенно не подходящий для начала лета в Испании.) Зато у меня не было даже в подсознании никаких страхов, связанных с голодом и жаждой. Действительно, во время походов в горах я никогда ничего не ем, а тружусь как верблюд, нарушая все рекомендации медиков.
Не буду дальше углубляться в эти подробности с оттенком психоанализа. Добавлю только, что я очень чувствителен к запаху пота из-под мышек, отчего постоянно ношу с собой дезодорант и запасные футболки, но достаточно легко обхожусь без мытья ног. Осознаю, что эти подробности могут в лучшем случае оставить вас равнодушными, а в худшем вызвать отвращение. Поэтому я прекращаю рассуждения на эту тему. Позвольте мне лишь сказать, что эти подробности – открытые двери в подсознание и что каждый человек, если изучает себя самого, несомненно, извлечет из них пользу…
Как бы то ни было, по мере того как увеличивается пройденное расстояние, мочила худеет и приходит в состояние умеренности и равновесия, близкое к совершенству.
Тем сильней оказывается ваше потрясение, когда к вам вдруг присоединяется человек, который еще не прошел через это очищение. Когда моя жена с обезоруживающей улыбкой сказала: «Говоря по правде, я перед отъездом не успела просмотреть свою косметичку и положила ее как есть в свой рюкзак», я был просто ошеломлен.
Ведь хорошо известно: талант производителей косметики – это умение упрятать чуть-чуть основы под макияж в стеклянный флакон с такими толстыми стенками, что содержимое почти не видно. На мгновение мне захотелось сказать дорогой супруге, чтобы она подумала о своих страхах. Но, в конце концов, я предпочел порадоваться, что у нее есть средства, чтобы оставаться красивой. И я засунул толстую косметичку в мою худую мочилу.
Блуждание
Луго находится близко до конца путешествия. До Сантьяго остается мало этапов, и на этом последнем отрезке Северный Путь соединяется со знаменитым Французским Путем. Французский Путь – магистральная дорога паломников, он самый посещаемый и самый прямой, и каждый день по нему стремятся вперед сотни людей. Я боялся встречи с ними и не решался расстаться с одиночеством Северного Пути. Моя жена только что узнала это одиночество. Было жаль сразу погрузить ее в толпу Французского Пути. Чтобы избежать этой неприятности или хотя бы отдалить ее, я предался своему опасному пороку. Вся моя семья знает, какой большой ущерб может причинить эта моя вредная склонность. Под предлогом того, чтобы немного сократить расстояние, посмотреть на новый пейзаж или – что еще более лицемерно – сэкономить время, я увлекаю своих родных и друзей на якобы самый короткий путь, который часто оказывается длинней и трудней, а иногда бывает просто кошмарным. Меня эти неприятности не огорчают. Для меня сократить путь – приключение и, что бы ни случилось, счастье. Для тех, кто доверился мне и идет за мной следом, эти превратности случая вовсе не так забавны. Они внезапно понимают, что тот, за кем они безмятежно шли по дороге, может полностью сбиться с пути. В такой ситуации бесполезно делать вид, что ты по-прежнему в отличном настроении. Если вы будете петь, когда тропинка исчезла и вы прокладываете себе дорогу сквозь колючие заросли, те, кто услышит пение, просто примут вас за сумасшедшего.
Так что я прекрасно помнил об этом своем недостатке, когда, уходя из Луго, предложил своей жене пойти по обходному пути. Я не произнес ни слово «обходной», ни слово «короче»: и то и другое встревожили бы ее. Я только сказал, что возможны две дороги и что я выбираю более интересную из них.
Итак, мы пошли по ответвлению Пути, о котором я слышал от моих бывших спутников – словачки и бельгийца. Они показали мне на карте начальную и конечную точки этой обходной дороги и заверили, что она хорошо помечена.
Главным достоинством ее было то, что она выводила нас на Французский Путь только на его последнем этапе. Когда мы вышли в путь, было очень жарко. Азеб была еще полна энергии: медленные километры еще не обессилили ее. Она была на той стадии, когда единица расстояния, знаменитый и одуряющий километр, кажется коротким. «Пройден еще километр!» – кричит пешеход-новичок. А опытный паломник уныло повторяет вполголоса: «Этот километр все не кончается!»
Хорошая погода укрывает в себе драму, как шарик фарша – крупицу яда. Безоблачное синее небо, светло-желтая земля – это были поля только что сжатой пшеницы, шары силоса в черной или белой пластмассовой упаковке, стоявшие среди полей, как шашки на доске, изящные изгибы битумной ленты дороги – все словно соединилось, чтобы пейзаж вызывал благодушие и успокаивал. Когда я повел нас по обходному пути, у меня появилось небольшое тревожное предчувствие, но я ничем не выдал своего волнения. Вначале все шло хорошо: желтые стрелки через одинаковые расстояния и столбы со знаком ракушки доказывали, что мои спутники были правы: обходная дорога была помечена. Увы! Через несколько километров разметка стала менее ясной. Я не показал свою тревогу и с видом настоящего мужчины и опытного человека уверенно определил направление, в котором нужно идти. Дорога привела нас во двор какой-то фермы, где два спущенных с цепи молосских пса встретили нас, оскалив зубы. Азеб, которая не боится ничего, кроме собак, побежала назад. Я последовал за ней и постарался уменьшить размер несчастья, объяснив его ошибкой из-за невнимания.
ebooksa