Но она не уходила.
Индеец с тихой лаской повернул ее за плечи и слегка толкнул со словами:
— Иди же, иди, дитя! Пора кончать!
— Если ты, отец, раньше меня встретишь мою мать, — прошептала девочка, — то передай ей мой привет. Скажи, что я делала все по твоим указаниям, желая помочь Ялле в достижении ее целей. Ты скажешь так, отец?
И опять она скользнула в сторону и скрылась во мгле. Индеец, увидев, что его дочь уже исчезла, снял с плеча свой карабин, проверил, исправно ли работает курок, попробовал, свободно ли идет нож из чехла, и затем медленно приблизился к месту, где сладко спали белые.
— Какой случай! — прошептал он. — Они спят мертвым сном. Три удара ножом в сердце, и они ушли бы в страну теней, а у меня было бы три скальпа врагов моего племени. Но нет, нельзя, нельзя! Это могло бы повредить планам Яллы!
Постояв немного, он довольно сильно топнул ногой. Это было, конечно, только особого рода уловкой, средством убедиться, спят ли бледнолицые и насколько крепок их сон.
Ровный и дружный храп спящих показал индейцу, что его маневр не прервал сна трапперов. Однако Красное Облако еще два раза повторил тот же прием и только тогда, ползком отодвинувшись на некоторое расстояние от спящих, подозвал тихим свистом своего коня. Лошадь была расседлана. На ней не было даже попоны, но это не остановило индейца. Одним прыжком Красное Облако очутился на спине коня и погнал его во мглу ночи.
Усталому коню, очевидно, отнюдь не улыбалась перспектива ночных странствий. Он охотно остался бы рядом с товарищами, с конями трапперов. Но индеец сжимал коленями бока лошади, железной рукой держал узду, и конь, потоптавшись на месте, прыгнул и помчался стрелою. Топот копыт глухо звучал в ночной тишине, потом звуки стали слабеть и слабеть. А в становище трапперов по-прежнему все было спокойно: охвативший усталых людей сон был так силен, что трапперы не проснулись при звуках топота коня, уносившего Красное Облако.
Только маленькая индианка, разумеется, не спала. Она лежала, закутавшись в плащ, но голова ее была открыта. Глаза блестели. Миннегага напряженно вслушивалась и всматривалась, уделяя одинаковое внимание и удалявшемуся отцу, и мирно спавшим в двух шагах от нее охотникам. Минуту спустя, когда топота копыт коня Красного Облака уже почти не было слышно, дочь Яллы прошептала:
— И все же ты не сиу! Нет, ты не сиу! Сиу не ушел бы, не сняв скальпов со своих врагов…
Потом задремала и она.
Красное Облако без пощады гнал свою лошадь, гнал криком, колотя ногами по вздымавшимся бокам, наконец ударами железного кулака по голове измученного, задыхающегося, готового пасть животного. Лошадь временами артачилась, вздымалась на дыбы, жалобно ржала, словно моля о пощаде. Но индеец, стиснув зубы, кричал:
— Скачи! Умри, но донеси меня до становища моих братьев!
И снова гнал своего коня.
Все тяжелее дышало бедное загнанное животное. Все чаще по его членам пробегала судорожная дрожь. Бока были покрыты пеною, из широко раскрытого рта пена падала на росистую траву клочьями. Но Красное Облако все гнал и гнал мустанга, нещадно колотя его.
Потом, когда это перестало помогать, когда конь уже еле брел, спотыкаясь, Красное Облако вынул нож и его концом принялся колоть шею лошади. С жалобным ржанием, напоминавшим предсмертный стон, конь опять сделал несколько скачков, понесся рысью, галопом. Но у него уже не было сил. Еще миг — и он рухнул на землю. Красное Облако предвидел это: когда конь падал, индеец спрыгнул с его спины и отскочил в сторону.
Короткое хриплое дыханье… Стон…
Еще раз загнанная насмерть лошадь с трудом подняла красивую голову и посмотрела вокруг полными тоски и ужаса вытаращенными глазами. Потом голова упала с глухим стуком на землю. Конь был мертв. Проклятье сорвалось с уст Красного Облака. Но оглядевшись вокруг, он заметил, что вдалеке блестит тускло огонек. По всей видимости, это и было становище арапахов, какой-нибудь сторожевой костер.
Индеец, не глядя на верного коня, отдавшего ему свою жизнь, пошел по направлению к огню. Едва он сделал две или три сотни шагов, как из мглы прозвучал повелительный голос:
ebooksa