— Ферма полковника Деванделля.
— Того, который был первым мужем Яллы?
— Да. И полковник — злейший враг нашей расы. Его обширная и, должно быть, хорошо укрепленная гациенда находится в устье реки, которую белые называют рекою Вебер.
Сахем арапахов вскочил с места.
— Мне говорили, — сказал он, — что там, за этими лесами, действительно находится гациенда. Не понимаю, почему я упустил это из виду! Но пусть подождут бледнолицые! Я доберусь и туда, за леса и горы!
Я подвергну всех обитателей гациенды таким мукам, что содрогнется сам Великий Дух. Я выпью их жизнь по каплям раньше, чем сниму с их голов скальпы! Не пощажу ни единого, будь это старик, женщина, ребенок!
— Нет, двоих тебе придется пощадить!
— Это почему?
— Таково желание Яллы. Что будет с остальными, для моей жены безразлично, но двоих ты должен сохранить в живых и передать Ялле. Это дети полковника Деванделля — юноша и девушка.
— Понимаю! Ялла хочет расправиться собственными руками с детьми своего первого мужа, так жестоко оскорбившего ее когда-то? Ну что же! Ялла сумеет замучить этих щенят не хуже, чем сумел бы сам я! Ну ладно! Я уважаю Яллу. Она не женщина, а настоящий воин! Пусть будет так, как хочет Ялла! Этих двух я возьму и передам ей живьем. Пусть потешится! Но скальпы остальных принадлежат моему племени! Пройдет еще несколько часов, и гациенда будет действительно стерта с лица земли и все ее обитатели перебиты!
— Не торопись, мой брат! Дай достигнуть гациенды трем бледнолицым, направляющимся туда по поручению полковника Деванделля! Я был с ними несколько дней и только этой ночью покинул их. С ними осталась моя дочь Миннегага. Впрочем, если ты дашь мне несколько молодых воинов, я, может быть, нападу и теперь на белых. Там будет видно. Но сейчас я очень устал, и, главное, я изнемогаю от голода. Не даст ли мой брат арапах мне чего-нибудь для утоления терзающего мои внутренности голода? Он туманит мою голову, путает мысли…
Левая Рука раздобыл из походного сундука какую-то снедь, состоявшую из кусков мяса, растений и сыра, и протянул чашку с этим месивом гостю. Потом он достал фляжку с мексиканской водкой и указал на нее Красному Облаку со словами:
— Пусть насыщается и утоляет свою жажду мой брат, великий воин племени «воронов». Мы в походе, поэтому мне нечем больше угостить тебя, но что есть — все твое. Я же должен пойти проверить, держатся ли на своих местах сторожевые.
Красное Облако принялся истреблять предложенное ему гостеприимным арапахом, а последний действительно покинул вигвам. Но бедному воину племени «воронов» и на этот раз не суждено было насытиться, как он того желал, потому что, едва успел он проглотить пару кусков, как в лагере арапахов поднялась какая-то тревога: скакали по всем направлениям лошади, раздавались крики индейцев, кто-то из вождей раздавал приказания громким голосом.
— Мой брат, Левая Рука, кажется, мог бы по крайней мере дать мне время утолить голод и отдохнуть четверть часа! — с неудовольствием пробормотал Красное Облако, торопливо глотая куски мяса. — Не может быть, чтобы трапперы обнаружили мое отсутствие, погнались сюда за мною и их появление вызвало всю эту суматоху!
Он поднялся, все еще держа в руках медную чашку с предложенным ему Левой Рукой угощением и прислушался.
Звуки выстрелов, явно произведенных в непосредственной близости от лагеря, взволновали его. Он швырнул на пол чашку, не заботясь о том, какая участь постигнет содержавшееся в ней месиво, и схватился за поставленное в угол ружье.
— Что такое? — пробормотал он. — Неужели проклятые солдаты бледнолицых осмелились напасть на владения вождя арапахов?
В это время распахнулась пола, прикрывавшая вход в вигвам Левой Руки, и сам вождь арапахов вошел в свое жилище.
— Знает ли мой брат, — спросил он гостя, — кто готовится прибыть сейчас в наше становище?