Белая Бестия

22
18
20
22
24
26
28
30

— Нет, но… Впрочем, не знаю.

— Слишком много «но», поручик. Этого нельзя делать ни в коем случае. Информация о спектакле через жандармов наверняка просочится к красным и тогда все ваши… наши старания, окажутся тщетными. Плохо то, что вы связались с журналистами, проплатили их, и они тоже знают о пьесе. Впрочем, газетчики будут пока молчать, чтобы не упустить сенсацию. Пока, подчеркиваю. Значит, нужно действовать быстро. Вне всякой логики. Мне необходимо встретиться с генералом Юденичем. Он же командует операцией? И очень хочется познакомиться с поручиком Одинцовым. Вы даже не представляете, как хочется. У меня для него записка.

Август 1924, юг Франции. Пригород Ниццы, Сен-Лоран-дю-Вар.

— Рад вас снова видеть, Анна Владимировна. Вы нас изрядно озадачили своим исчезновением из клиники, — расставив широко руки и идя навстречу, говорил генерал Юденич.

Сегодня он был в великолепном настроении, и в его глазах почти не было печали, разве что немного. Он попыхивал гаванской сигарой, бесконца расправлял прокуренными пальцами, пышные усы. На его кителе теперь сияли начищенные ордена Святого Станислава 1 степени, Святого Владимира и Святой Анны.

— А вы-то как меня озадачили тем, что подослали ко мне ротмистра Бекасова. Да еще с парабеллумом. Хоть бы предупредили.

Генерал остановился в метре от Анны, указал на широкое кресло, обитое красным бархатом, устроился напротив, обмокнув кончик сигары в рюмку с коньяком.

— Я был уверен, Анна Владимировна, что всё пройдет гладко. Ротмистр меня уверял, что у вас с ним… хм, исключительные отношения.

— Исключительнее некуда.

— Что? Да. Мол, вы будете ему очень рады и операция «похищение» пройдет без сучка и задоринки. А тут вдруг такое неожиданное развитие событий.

— Дурак он этот ваш Бекасов. Не могли найти кого поумнее.

— Что? Ах, да, то есть не совсем. Но то, что произошло, может, даже и к лучшему. Поручик Луневский мне доложил — вы хотите сами провести операцию по его освобождению.

— Совершенно верно, генерал. Петя хоть и болван, но он мне дорог. К тому же, мое дальнейшее участие в «Ривьере» как нельзя оправдано. Помните, я показывала вам телеграмму Махно? Вы тогда не предали ей никакого значения. А она очень кстати. Не исключено, тайная террористическая организация большевиков каким-то образом связана с махновской эмиграцией и лично Нестором Ивановичем.

— Вот как?

— Пока это лишь мое предположение. Когда внедрюсь в круг террористов, все прояснится.

— Вы собираетесь сделать это сами?

— А кого вы видите вместо меня? Олуха Бекасова, чудака Луневского, который нашел себе толстую торговку и больше, кажется, ему ничего в жизни не нужно.

— Ну вы уж совсем о нас какого-то нелестно мнения, Анна Владимировна. В нашем Союзе немало достойных людей, героев войны и Белого движения.

— Ах, оставьте, ваше превосходительство. Эти герои сначала бездарно проиграли первую войну, потом и вторую.

Генерал неожиданно, пружинисто, несмотря на свою грузность, поднялся. На его лице появилась обычная плаксивость. Пепел с сигары упал на его сверкающие антрацитовым блеском, ботинки. Он собирался сказать что-то резкое, но вдруг заулыбался, вернулся в кресло.

— Мне, боевому генералу, больно слышать подобные слова. Но вы правы. Когда в апреле 1916-го я взял Эрзерум, а потом Трапезунд, и представить не мог, что через год случится катастрофа. Мы слишком легкомысленно относились к революционной заразе, витавшей в воздухе. А потом, надышавшись ею, сами устроили апокалипсис — скинули Николая. И что получили? Бездарное Временное правительство.