— Ничуть не изменилась. Такая же — то огонь, то лед.
— Ты мне еще за ночной кошмар в больнице ответишь. Шутник.
— С удовольствием.
Рядом громко засопел, потом застонал жандарм. Его рука с гранатой тряслась как в лихорадке.
— Что-то мы тут загостились, Петр Николаевич, пора и честь знать. Не ровен час месье Морель подорвет нас вместе с собой к чертовой матери.
И уже жандарму:
— Бегом на улицу, гранату подальше в кусты и карету скорой помощи поручику Луневскому.
— Что с ним? — спросил Бекасов.
— Пустяки. Пришлось ляжку ему продырявить для пользы дела.
— Ну ты и бестия. Сколько знаю, столько удивляюсь.
— На себя посмотри, ночной шалун. Скажи спасибо, что я тебе скальпелем в артерию не попала.
— Спасибо, — ухмыльнулся Петр, взявшись за порез, зашитый ему мелкими стежками врачами клиники Антиба.
Жандарм помчался к выходу, словно за ним гнались все собаки Франции. Следом едва поспевали Белоглазова с Бекасовым.
На улице ротмистр бросился к Луневскому, но Анна потянула его в темноту:
— Ничего страшного, стрелять не разучилась, я ему только слегка ткани задела, не зверь же. А он мне руку продырявил совсем неаккуратно, все еще плохо двигается.
— По ней это не заметно, — ответил ехидно Петр.
В зарослях, где недавно сидели Анна и Май, раздался оглушительный взрыв, а затем пронзительная трель свистка. Это жандарм, освободившись от бомбы и спрятавшись в зарослях, звал своих коллег на помощь.
Луневский всё еще постанывал.
— Ведьма, — прошипел он.
— Не ведьма, а бестия, — поправила его Анна. — Выздоравливай, Май Юлианович. Жди теперь ты в больнице террористов, которые придут тебя добивать. Ха-ха. Пока.